Сергей Алтынов - Кроссворд для нелегала

– Ну ты тоже хороша, не знал, куда от тебя деваться, – губы у Телегина сами расползлись в глупую улыбку.

Наталья улыбнулась еще шире и лихо шлепнула ладонью по его протянутой для рукопожатия руке:

– Значит, один – один! До новой встречи в зале, старший лейтенант Телегин!

А серые глаза глядели так же мягко, и плясали в них те же манящие искорки.

А вечером, в кровати, Телегин долго ворочался – заснуть никак не получалось. То опять зябко становилось, то в жар бросало. А в голову лезли одни и те же мысли – как кинолента, прокручивалась сегодняшняя схватка, руки словно наяву ощущали упругое, сильное и такое нежное тело под грубой тканью спецназовской куртки…

Чтобы избавиться от наваждения, Телегин стал вспоминать военные истории, рассказанные Дремовым или его соратниками, – то ли сюжеты этих историй были чересчур неординарные, то ли раcсказаны они были необычно, но истории эти могли перебить любые эмоции, как запах боевой «Черемухи» заглушает все прочие ароматы.

Вот, например, истории про «робинзонов».

…Почему, собственно, их называли «робинзонами»? Этого никто из смершевцев не знал и не помнил. Робинзон, как известно, долго-долго куковал на необитаемом острове. А смершевский «остров» был очень даже обитаемой местностью. Населенной волкодавами-скорохватами.

Историю эту Телегин услыхал в первые месяцы своего появления в Центре. Праздновали День чекиста – 12 декабря. Торжественная часть давно кончилась. Те, кто был пьян, пошли спать, остальные продолжили. Одна из групп «продолжателей», в которой оказался и Слава, сосредоточилась в «курилке» – пятачке в кустах позади жилого корпуса, где стояли друг напротив друга две скамейки. Центром притяжения был весьма пожилой, но вполне бодрый и весьма заслуженный пенсионер, приглашенный на торжество в целях передачи славных традиций. Одна из немеркнущих традиций была со знанием дела и надлежащим тщанием передана и столь же истово воспринята – Слава был самым трезвым, но и он с трудом держался на ногах: традиции надо блюсти, на то они и традиции.

Здесь-то, в кустах позади жилого корпуса, и услыхало молодое поколение историю о Робинзонах и о Егере Дремове, мастерски изложенную и даже разыгранную в лицах пожилым пенсионером.

Остановился как-то рядом с дремовским штабом конвой. Этапировали в трибунал захваченных на освобожденной территории полицаев, карателей и прочих пособников оккупантов. Капитан Дремов разговорился со старшим конвоя. Они были в одном звании и, как выяснилось, земляки – из соседних деревень. С чего спор возник, пенсионер не помнил. Но слово за слово, и пошел разговор о рукопашных схватках. Старший был убежденным сторонником популярного тезиса: сила есть – ума не надо. И если не исхитрились противники достать друг дружку штыком или гранатой – тогда остается жить дальше тот, у кого кулак тяжелее да черепушка толще, а всякие там боксы-шмоксы, самбы-мамбы – пустое, для показухи сойдет, а в деле – только помеха.

– А хочешь пари? – Дремов придерживался других убеждений.

– Давай. А о чем у нас спор? – удивился конвойник.

– А о том, что я вон тому бугаю откручу башку в течение минуты, – Дремов кивнул на самого здоровенного молодого полицая. – Сходимся в рукопашную один на один.

– Ну это ты брось, – конвойник строго оглядел поджарого, невысокого Дремова. – Мне же за тебя отвечать придется. Нет, оставь, оставь. Вроде и не пили мы еще…

– А есть?

– А как же? Само собой! Трофейный коньяк. Всемирно известной марки «Мартель»!

– Ну вот и спорим на «Мартель». А я поставлю флягу спиртика. Идет?

– Спятил ты, капитан…

Однако ударили по рукам.

Полицая звали Васька. Он был под два метра ростом и очень удивился, когда недомерок офицер разъяснил ему, чем предстоит заняться. Васька усмехнулся.

Поначалу полицай махался вяло, хотя, конечно, кулаки сильно чесались разбить легавому голову, как спелый арбуз, – это Васька умел и любил, не раз устраивал показательные выступления на потеху корешам. И порешил Васька-полицай – была не была, порву-ка напоследок этого энкавэдэшника к чертям собачьим, и пусть конвой стреляет – все одно через пару дней трибунал. Виселицу уже сколотили, причем те же полицаи, не сильно замаранные. Из тех, кому «полтинник» светил да грел. А Ваське – веревка, толстая, прочная, чтобы тело его любимое висело долго, до темноты…

Легавый капитан скакал вокруг, точно поддразнивал. Полицай решил помирать с музыкой, замахнулся пошире и, хэкнув, как дровосек, послал кулак в ухо. Однако случилось непонятное – легавый мотнул головой и остался стоять на ногах, Васькин кулак уха не встретил, а сам Васька кулем свалился в пыль. Споткнулся, что ли? Полицай вскочил на ноги и со звериным рыком бросился на легавого.