Сергей Алтынов - Победить любой ценой

– Если я правильно вас понял, Черный Генерал должен исчезнуть.

– Мне жаль расставаться с этим титулом, но… Вместе с Черным Генералом исчезнет еще несколько малосимпатичных для вас персонажей. Тот же Стекольщик.

– Я и мои товарищи – исполнители?

– Так уж сложилось, Валентин.

Он чисто, почти без акцента говорил по-русски. Но… Пожалуй, излишне правильно, с акцентированными ударениями, без коверкания слов. Он говорил по-русски грамотнее и лучше нас, самих русских, и это его выдавало. Впрочем, став Ф.М. Некрасовым, он сумеет ассимилироваться. Талант к перевоплощению у него не меньший, чем у несчастного актера Ходжаева.

– Не торопись отказываться, подполковник. Я раздолбал их всех. И Хашима, и Стекольщика с его казачьей шайкой. При этом не без вашей помощи, господа десантники!

Тут я еле сдержал себя, чтобы не вскрикнуть. Да, получалось все именно так! Голова моя пошла кругом. Я специалист по диверсионным и специальным тактическим акциям, но не стратег-аналитик.

– Мне нужно время подумать, – произнес я. – Посоветоваться…

– Советоваться ты ни с кем не будешь! – оборвал меня Абу Салих. – Если ты согласишься сегодня – это одно. Завтра – совсем другое.

– Что это значит?

– Настанет завтра – узнаешь. Поэтому лучше сегодня.

– Как должно будет все выглядеть? – уточнил я.

– Для широкой общественности вы ПРОВАЛИЛИ операцию. Бездарно спланированную управлением генерала Сладкова. Погибли люди… Но Эль-Абу Салих тоже мертв. С одной стороны, вас поругают, с другой – наградят. Награждать буду я и, поверь, не поскуплюсь.

– А в дальнейшем у нас с вами сложатся доверительные деловые отношения? – спросил я.

– Да, подполковник. Мне нужны такие люди, как вы. Хороший воин, при этом обладающий неплохим интеллектом… Мертв Горлач. Мертвы почти все мои бывшие соратники. Туда им и дорога. Они были продажны и… как это по-русски… Алчны! Лишь Филиппу Филипповичу я могу доверять. Мы с ним бок о бок еще с афганских времен. Впрочем, это тебе неинтересно. Начинается новая жизнь. Новый бизнес, новые компаньоны… Картель. Это очень большие деньги, а там, где деньги, появляется власть.

– Все-таки ответ я дам через пару часов… Завтра, – твердо произнес я.

– Как знаешь. Просто завтра у тебя будет куда меньше пространства для маневра.

На том мы и разошлись. Я потопал на свою территорию, в зал «наглядной агитации». Верить этому мерзавцу нельзя, но что нам остается делать?! Вчерашний враг становится союзником? В любом случае нужно выиграть время, обмозговать. Похоже, Стекольщика Черный Генерал и в самом деле списал. Как он назвал нашу страну? Эрэфия! Так может говорить только инородец, точнее, оккупант. Да, да – двести раз прав был полковник Вячеслав Иванович Булышев. Мы действуем в тылу врага. На оккупированной территории. Будем надеяться, временно оккупированной.

Рассказывать своим я ничего не стал. Рядом сидел Виталий Андреевич Ушков, он же Стекольщик. По-прежнему спокойный и уверенный в себе, точно его пленниками были мы. Малышев, обнаружив в одной из стен заметную щель, приставил к ней прибор ночного видения и, как оказалось, мог созерцать главные ворота и вход в ассоциацию.

– Подъехала иномарка, – сообщил Женька. – Вышли двое амбалов и баба. Идут ко входу… Тьфу ты, баба эта – крыса Ланковская!

– Журналистка из московской газеты? – уточнила Рита.

– Точно! – кивнул Женька, оторвавшись от прибора ночного видения.

Виталий Андреевич лишь передернул углами губ. Появление здесь этой «фронтовой репортерши» случайностью быть не могло.

Журналистка Алла Ланковская была тощей. Не стройной, не изящной, а именно тощей. Костлявые, острые плечики, обтянутые дорогим, но безвкусным и не идущим ей свитером, тоненькие ручки, сгорбленная спинка и острое костяное личико с тонкими губами и глубоко посаженными глазами неопределенного цвета. Личико это вечно дергалось в нервном тике, и с него не сходило недовольное выражение. В Чечне Ланковская отмачивала следующие номера. В конце лета 2000 года вездесущая журналистка напросилась сопровождать гуманитарный груз для дома престарелых в Грозном. Как и положено, военные сформировали боевую колонну, выделили усиленную охрану. Любое продвижение по городу небезопасно, поэтому охрану сформировали из бойцов спецназа ВДВ. Командовал ими Малыш, то есть капитан Малышев. Ланковскую он предупредил лично, чтобы та из кабины не высовывалась, лишних вопросов не задавала. Та лишь презрительно усмехнулась. Только проехали пару километров, Ланковская потребовала остановки. Ну мало ли какие там женские дела-проблемы – Малыш чертыхнулся, но дал приказ остановиться. Ланковская приказала ждать ее и растворилась в одном из городских кварталов. Почти час солдаты и офицеры ждали эту мадам. Почти час представляли собой замечательную мишень для боевиков. Малышу ничего не оставалось, как вполголоса материться. За журналистку он отвечал перед командованием, за солдат еще в большей степени перед собственной совестью. Всего одной пущенной гранаты в борт БМД или снайперской пули из окна было бы достаточно для трагедии. Когда Ланковская вернулась, Малышев, как мог сдерживая себя, высказал ей все, что он думает. Та вновь лишь криво усмехнулась, а на следующей неделе в одной из центральных газетенок вышла ядовитая статейка, в которой на десантников был вылит ушат грязи, солдат и офицеров Ланковская изображала мародерами, трусами и бездельниками.