Владимир Колычев - Лагерный пахан

– Он что, выпытывал у тебя?

– Да почти… Если б я не знал, что у него свой интерес, я бы решил, что под наседку попал…

– Кто наседка? Я – наседка? – вскипел Рубач.

– Я не называл тебя наседкой, – покачал головой Трофим. – А если ты думаешь, что назвал, я готов ответить за свои слова…

– Что ж, объяснись, – потребовал Жиха.

– Да не нравится мне вся эта канитель…

Трофим хорошо помнил тот разговор, который Рубач завел о цеховом с Линейной. Тогда он не вызывал у него подозрений, да и после разрозненные фрагменты почему-то не складывались в единую картинку. А сейчас вдруг все срослось…

– Он сразу меня про цехового спросил, – сказал Трофим. – Говорил, что в прокуратуре был, кто-то там ему про Лялина сказал, типа, его сначала на тачке из дома вывезли, потом сожгли…

– Чо ты несешь?! – Рубач дернулся так, как будто на оголенный высоковольтный провод наступил.

– Ша! – крикнул ему Жиха.

И велел Трофиму продолжать.

– А до того он еще про волыну спрашивал, ну, с которой меня повязали… Я ему не сказал, а он про цехового вспомнил… А потом следак меня за жабры взял. Типа, такой же «наган», как у меня, у цехового был… А откуда он мог про «наган» знать?.. В общем, я думаю, неспроста мне эту делюгу шить стали. Ведь закрыли меня не из-за цехового, совсем по другому делу. А тут еще это добавили…

– То есть сначала у тебя базар с Рубачом был, а потом следак Лелика на тебя повесил, так?

– Так.

– В прокуратуре, значит, был? – косо глянул на Рубача Жиха. – И кто там тебе про Лелика сказал?

– Брат, ты чо, веришь этому вахлаку? – запаниковал тот. – Да он тебе счас такого наговорит!

– Я за свои слова отвечаю, – уверенно сказал Трофим. – Так и было, можете Витому отписать, он подтвердит…

– Витой на этапе.

– Но еще пацаны были, я не знаю, куда их расфасовали. Может, кто в тюрьме…

– Что за пацаны?

Трофим спокойно перечислил клички. Жиха что-то сказал чахоточному, тот молча кивнул и поднялся из-за стола, подошел к своей шконке, полез за бумагой и ручкой… Малявы будет писать. Значит, все очень и очень серьезно. Для Рубача уж точно.

– Так, может, все-таки скажешь, к какому ты прокурору ходил? – злобно спросил у него Жиха.

– Да на допрос меня возили, там я Рысака видел, – потерянно промямлил тот.

– Рысак тебе про Лелика сказал?

– Ну да…

– А меня как спалили ты не знаешь? – спросил, как ударил, Жиха.

От потрясения Рубач просел в коленях.

– Э-э, брат, ты чего? Ты думаешь, что это я?..

Вор хотел что-то сказать в убийственном тоне, но глянул на Трофима и запнулся.

– К тебе, пацан, претензий нет. То, что Лелика сделали, так это ваши пацанские дела. Ну а если вскроется беспредел, мы еще по этой теме поговорим. Свободен, ты нам пока не нужен…

Трофим тихонько стукнул по двери, и она тут же открылась.

– Все? – беззлобно спросил конвойный.

– Со мной да. Сказали, что я свободен, – усмехнулся Трофим.

– Ага, свободен. Как птица в клетке! Руки за спину! Лицом к стене!..

В камере, в блатном углу теплилась жизнь. Но с появлением Трофима все разговоры мгновенно стихли.

– А где Рубач? – встревоженно спросил подошедший к нему Фарсер.

Трофим ничего не сказал. Не раздеваясь, молча лег на свою шконку.

– Слышь, я же спросил, где Рубач?

– Во-первых, меня Трофим зовут, – жестко, с чувством уважения к себе сказал он. – А во-вторых, пошел в дупель, клоун хмырной!

Без поддержки смотрящего этот шут и гроша ломаного не стоил.

– Ну, смотри у меня! – опасливо шикнул Фарсер и убрался на свою шконку.

Трофим лишь усмехнулся вслед. Всерьез отнестись к этой дешевой угрозе, значит, совершенно не уважать себя.

Рубач появился лишь под утро. Его внесли на руках два зэка из хозобслуги, хотели бросить на шконку, но промазали – бездвижное тело гулко ударилось о пол. Как будто пустотелое бревно упало.

Тело подняли с пола, уложили на шконку.

– Эй, что с ним? – пискнул со своего места Фарсер.

– Это у тебя спросить надо, – ухмыльнулся зэк.

– А я подскажу, – осклабился второй. – Спал, упал, ударился головой о пол и помер…

Зэки ушли, а Рубач остался лежать на кровати. Трофим нисколько не сомневался в том, что он мертв.

Судя по всему, Рубач действительно оказался стукачом. И если б он сдал ментам только его одного… Оказывается, он сдал им еще и самого Жиху. Видно, у воров были веские аргументы против него, потому приговор их суда был приведен в исполнение так же быстро, как и вынесен…

Утром арестанты «случайно» обнаружили труп разжалованного смотрящего, сообщили «ничего не ведающим» вертухаям. Тело забрали, а после завтрака в камере появился кум из оперчасти, осмотрел место происшествия и убрался. Затем один за другим к нему на беседу стали выдергивать особо приближенных к Рубачу персон. Трофима тоже вызвали в оперчасть, но, как и все остальные, он ничего не сказал – видеть не видел, знать не знаю.