Геннадий Прашкевич - Пятый сон Веры Павловны

Высохшее болотце.

Вертикаль неестественно белых берез.

В чудовищной суши вокруг все казалось мертвым. Дым, как туман, несло под каменными обрывами, отраженными в зеркалах мелкой, почти застывшей реки, лишь кое-где подернутой легкими оборочками ряби.

Колян затравленно огляделся.

Почему-то весь день лезли в голову старый кореш Санька Березницкий и малая алкашка Зюзя, у которых в прошлом году отсиживался на станции Тайга. Может потому, что у кореша не надо было бегать по мелкой воде под каменными обрывами и бояться вертолета. Кстати, напротив Санькиного дома на телеграфном столбе долгое время висело написанное от руки объявление: «Лечу от всех болезней». Каждый вечер, открывая бутылку, Санька знающе ухмылялся: «Лети, лети. От всех не улетишь».

Прислушиваясь к сизому страшному небу: не родится ли в нем опять мощный рев, не вынырнет ли из сизых разводов хищная зеленая туша вертолета, так перепугавшая его, Колян затравленно втянул голову в плечи. Черт побери, почему жизнь так странно и так стремительно свернулась в подобие жутковатого кольца? Почему он никак не может вырваться из этого кольца, почему все больше и больше в нем запутывается? Ведь было время, он действительно считался отличным технарем…

Мечты, мечты…

Затравленно озираясь, прислушиваясь к небу, к мертвому березняку, за которым угрюмо просматривалась сизая стена опустивших лапы елей, Колян с трепетом припомнил роскошную записушку, потерянную на станции Тайга. Он тогда сильно поддал в ресторане с каким-то рыжим лохом. Чудный был шанс сорвать куш с лоха, но перехватили Коляна люди отца Дауна.

Отца Дауна Колян боялся до визга.

Отец Даун обещал так много, что Коляну даже думать было страшно о тех обещаниях – от кучи твердой конвертируемой валюты до ржавого пера в бок. Собственно, от этих обещаний Колян и сбежал в Тайгу к корешу. Не только от выстрела. В Томске отца Дауна боялись даже самые крутые братки. Коляна и сейчас пробрало морозцем. Все, что случалось в Томске страшного, все чохом приписывалось отцу Дауну. Неважно, имел ли он отношение к случившемуся или не имел, все равно все самое страшное приписывалось ему. А Колян ненавидел и боялся отца Дауна и за неполученный им должок, и за потерянную на станции Тайга записушку.

Роскошная была записушка.

Кожаный переплет. Золотой обрез.

Сплюнув, Колян погладил шершавый горячий камень.

Серый обрыв противоположного берега смутно просвечивал сквозь сизый задымленный воздух. Поблескивающие, как слюда, каменные сколы там и тут затемнялись выступающими окаменелостями, – всякими хитрыми полупрозрачными ракушками, каких сейчас нигде не найдешь. С высохшего болотца несло сухой торфяной печалью. Ох, как сильно несло, потянул Колян носом. Дорвется огонь, погуляет от души.

А записушка, сплюнул Колян, была отменная.

Не было в мире другой такой записушки. Вынул ее вместе с богатой валютой из одной тачки. С Рысем заранее договорился встретиться через пару дней, но так получилось, что в первый же вечер заглянул в записушку. А после этого какие встречи! Заглянул, поразился, лег на дно, затаился у одной темной бабки на Красноармейской. Раньше бабка торговала ворованным, сейчас просто доживала свое. Удобное местечко. Рядом автовокзал, железнодорожный вокзал, крутой самодеятельный рынок и гостиница с богатыми лохами, всего понемногу. А точнее, по многу. Опять же, менты прогуливаются мимо бабкиного забора. Кто подумает, что здесь Колян?

Правда, выпивки не оказалось.

Колян всухую просидел две недели, знал, что Рысь сильно лается, разыскивает его по всему Томску. Но плевал он теперь на Рыся, он теперь про самого отца Дауна на время забыл. Конечно, сидело все это где-то в памяти, но все затмили волшебные записи в записушке. Они будто вытолкнули Коляна на поверхность таинственного озера. Он будто уже тонул, пускал пузыри, по уши нахлебался вонючей тины, а волшебные записи, как спасательный круг, вынесли его на поверхность. Пил чай, вчитывался в записи, иногда пересчитывал валюту. В сумке, взятой из богатой тачки, нашлась куча разных купюр, но темную бабку Колян ими не снабжал. Если бы она явилась в обменный пункт с голландскими гульденами, ее, конечно, не поняли бы. «Да заплачу тебе скоро, старая! – орал Колян на бабку. – Куда торопишься?» – «Так помру скоро».

Вчитываясь в записи, Колян твердо решил никогда больше не пить. Он твердо решил сколотить компанию таких же, как он, запутавшихся, но жаждущих спасения людей и начать жить по другому. Тем более, что деньги у него были. Много было теперь у него денег – и все в твердой валюте. С такими деньгами можно начинать другую жизнь. И Рыся Колян не боялся. Все равно сядет Рысь, он еще не все срока отмотал. А вот он, Колян, начнет другую жизнь.