Юлия Латынина - Не время для славы

– Слышь, Кирилл, – сказал Хаген, – я вложил в этого лоха лимон и хочу отбить свои бабки. Если он тебе нужен, заплати его долг и будем считать, что он твой.

– Я не собираюсь тебе платить, – отозвался Кирилл, – и я знаю, что сделает Джамал с тобой за эти бумаги. Он тебя порвет.

– Что ж, – усмехнулся Хаген, – неужели ты меня заложишь? Никогда не знал, что ты стукач.

– Я не стукач, – ответил Кирилл, – и поэтому я даю тебе три дня сроку. За эти три дня ты должен сам прийти к Джамалу и рассказать, что случилось.

С этими словами Кирилл повернулся, спустился во двор, и уехал, и Хаген, со второго этажа, задумчиво смотрел, как машины вьются вниз по серпантину.

Их было три, бронированный «мерс» и два крузера, все набитые людьми, как стручки горохом, однако Кирилл зашел к нему во двор один, и разговаривал один, не считая, конечно, «стечкина» у него за поясом.

Вот прошел день, и другой, а Хаген все не ехал к Джамалу. По правде говоря, он понимал, что влип, и крепко влип, потому что Джамал много раз говорил ему не воровать людей и не трогать завод, и Хаген даже подумывал о том, чтобы пристрелить, тишины ради, этого дурака Вадика, но чего уж там! Стрелять надо было раньше.

Два дня Хаген прятался в селе, словно нашкодивший щенок, а вечером третьего он приехал в резиденцию.

Джамалудин Кемиров смотрел телевизор у себя, на втором этаже. Новый начальник ОМОНа, Шамиль, сидел на диване, а Джамалудин лежал, поигрывая пультом и положив ноги в чистых черных носках на колени Шамиля, и по телевизору танцевали какие-то девочки и шла реклама мужского одеколона. Джамалудин щелкал каналами.

– Это реклама или порнуха, – в сильном раздражении сказал Джамалудин, – ни одного канала нельзя найти вечером! Мы тут решили пустить два вечерних часа на передачу об исламе, а куда ее, спрашивается, поставить, между сисек, что ли?

Тут Джамалудин снова щелкнул каналом, и попал на рекламу прокладок. Шамиль расхохотался, а Хаген сказал:

– Есть разговор.

Шамиль вышел, а Хаген достал из кармана мобильный телефон и передал его Джамалудину.

– Маленький Алихан обманул нас, – сказал Хаген.

Джамалудин молча проиграл запись, которая была на мобильном.

– Он ни в кого не стреляет, – сказал Джамал, – и здесь нет слов.

– Конечно. Он просто ехал с Мурадом в одной машине и снова уговаривал его сдаться, а Мурад высунул ствол и убил мусорка.

Джамалудин по-прежнему лежал, удобно устроившись на диване. Черная рубашка сбилась вверх на его животе, открывая чистую белую майку, поперек которой торчала темно-бурая рукоять «стечкина». Улыбаясь, он протянул мобильник Хагену, а потом махнул рукой.

– Дай-ка мне побеседовать с парнем.

– Тебе ведь нужен не парень, а его отец? – мягко спросил Джамал. – Посадишь мальчишку в подвал, а потом скажешь Кириллу, чтобы он забыл о Вадике?

– Так он все-таки настучал! – воскликнул Хаген.

Джамал резко встал. Улыбку как смыло с его лица.

– Запомни, Ариец, в этой республике два миллиона человек. А это значит, что в этой республике у меня четыре миллиона ушей, не считая двоих ушей Наби, которые ему отрезали, и двоих твоих ушей, которые не слушают, что им говорят. У тебя голова или подставка для шляпы? Я тебе говорил – отстать от завода, или нет?

– Да при чем тут завод! – закричал Хаген, – этот шайтанчик был на Белой Речке! Он был с Мурадом, когда они стреляли ментов! Кирилл его прикрывает, он с ума сошел на своем чечененке! Какого черта его понесло в Тленкой принимать ислам? Если он хотел принять веру, почему он не мог сказать об этом мне или тебе? Что он забыл в Тленкое? Тамошнему имаму давно пора отрезать язык, да и башку заодно!

Хаген в бешенстве ударил кулаком о кулак и заорал так, что на столе зазвенели чашки:

– Он – стреляет – в мента! После зачистки в Тленкое! Ты хочешь, чтобы он выстрелил в твоих детей?

Джамалудин Кемиров молчал с полминуты. Потом он подошел к окну и распахнул тяжелое бронированное стекло. В гостиную ворвался шум ночного моря и тяжелый, чуть сладковатый запах зверинца. Там, запертые в клетках, сидели бойцовые собаки; за ними в сарайчике тосковал здоровенный павиан, а рядом с павианом стояли еще две клетки, в которых иногда держали вовсе не зверей, – как очень хорошо узнал на своей шкуре уполномоченный по правам человека Наби Набиев.

На лужайке темной массой стояли бойцы, и где-то в ночи жалобно кричал павлин.

– А что, – спросил Джамал, – сарайчик-то свободен?

Хаген взблеснул улыбкой.