Виталий Гладкий - Мертвая хватка

Доди прилетел на своем самолете. Я не участвовал в его встрече, но знал, что, кроме личных телохранителей аль-Файеда, красавчика плейбоя охраняли еще десятка два парней как из нашего ведомства, так и с мусульманской стороны. Понятное дело, он был вместе с Дианой, но мне почемуто даже не захотелось посмотреть на нее вблизи. Есть такое понятие, как предчувствие. Оно редко проявляет себя в обыденной жизни, но в экстремальной обстановке присутствует сплошь и рядом. Будучи в Афгане командиром группы разведчиков-диверсантов, я никогда не брал на задание парней, у которых была кислая физиономия из-за какого-нибудь дурацкого видения или кошмарного сна. Обычно они из поиска не возвращались; к сожалению и печали, я понял это слишком поздно, когда за плечами легли многие месяцы и длинные тропы этой отвратительной войны, затеянной выжившими из ума маразматиками, рожденными не женщиной, а пресловутой кепкой Ильича.

Я понял, что принцесса и Доди обречены. И не только из-за предчувствия надвигающейся трагедии, а еще и потому, что накануне прилета младшего аль-Файеда в Париж мне передали агентурную сводку, где наш источник сообщал, что по не подтвержденным пока сведениям Диана, кроме вступления в брак с Доди, будто бы решила принять мусульманскую веру. А это уже была настоящая катастрофа: сильные мира сего никогда не допустят, чтобы мать английского льва встала под знамена Пророка…

Бедное мое сердце! Оно рвалось на части, когда я очутился в отеле "Ритц", принадлежащем семье аль-Файедов, куда Доди вместе с Дианой приехали отужинать. И возле отеля, и внутри кипел котел. Кроме постояльцев, людей далеко не бедных, ошивались разные странные личности, большей частью наглые папарацци, вольные фотоохотники за сенсациями. Я изображал джентльмена и старался особо не мозолить глаза охране "Ритца", чтобы меня не приняли за когото иного.

Я слонялся по холлу отеля, заходил в бар, даже что-то там пил, но мои глаза работали не хуже, чем электронная подзорная труба на "Салли". Я буквально "фотографировал" всех бездельников и папарацци, дожидающихся появления "звездной" парочки, чтобы пощелкать затворами своих камер. Кроме меня, здесь, конечно, были и другие, так сказать, заинтересованные лица – я, например, заметил Рашида и Азраила, тоже натянувших вечерний прикид; но они сделали вид, что мы незнакомы. Пусть их, я не в обиде…

Стрелка часов ползла, как сонная муха после зимней спячки. Восемь… девять… половина десятого… без двадцати десять… Когда же наконец Доди и Диана отправятся на боковую?! Они сидят в ресторане и воркуют, как голубки, а "борзой" Волкодав должен слюнки глотать, полдня не евши, две ночи не спавши… и так далее. Черт возьми! До чего я докатился?! Охраняю покой влюбленных, как гном Белоснежку.

Я мельком посмотрел на календарь за спиной портье: 30 августа 1996 года. И ностальгически вздохнул – через день дети пойдут в школу. Эх, повернуть бы время вспять! Да чтоб я остался с нынешним жизненным опытом. Я бы теперь свое десантное училище десятой дорогой обошел. И не важно, где трудиться, пусть даже простым работягой – только подальше от армии и от моей "профессии".

Я скосил глаза влево – и обмер. Нет, это просто невозможно! Моб твою ять! Бред, видение… Изыди, нечистый! Я просто остолбенел.

Он, наверное, почувствовал мой взгляд и поднял голову. Наши глаза встретились и… и он вдруг стал белым как мел.

Я его узнал. И он меня тоже. Наша встреча в горах Афгана в районе Гиндукуша была скоротечной, жестокой и кровавой. Моя группа нечаянно столкнулась с отрядом моджахедов Нигматуллы – бешеного зверя, за которым я охотился почти год, – и мы с ходу приняли бой. Дрались врукопашную, грызлись, как псы на собачьем ринге, рвали друг друга руками и зубами. С ним я схлестнулся уже под конец боя. Он был одет как афганец, но я сразу признал в нем европейца, а возможно американца, – в то время их инструкторы уже отваживались переходить границу Пакистана и шнырять по нашим тылам. Я уже достал этого сукиного сына несколько раз ножом и хотел добить, но тут раздался страшный грохот, и последним, что я запомнил перед тем, как потерять сознание, было его перекошенное от дикого возбуждения лицо.

Меня спас большой "абалаковский" рюкзак, который мы тащили поочередно из-за его неподъемности. Все случилось так быстро, что я не успел даже отстегнуть лямки, чтобы сбросить на землю свою ношу. В рюкзаке хранился наш НЗ. Чтобы не обременять всех разведчиков-диверсантов лишним весом – а в горах этот вопрос очень существенный, – мы сложили в рюкзак все продукты, и пока один из нас работал ишаком, остальные просто порхали, что отнюдь не лишнее, когда скачешь по скалам, словно горный козел. Тому, кто нес НЗ, приходилось трудно, но зато потом, когда его сменяли, он чувствовал себя заново родившимся и пер по камням со скоростью локомотива.