Виталий Гладкий - Убить зверя

– Даже так? А ты это откуда знаешь?

– От верблюда, – огрызнулся Мазел. – Мои источники – это мои источники. И ничьи больше. Так мы всегда работали.

– Ладно, о чем базар… – вынужден был согласиться Клевахин, хотя ему всегда хотелось познакомиться с этими "источниками" поближе.

– Так вот, раз в год – а может и чаще – они приносят в жертву своему божеству младенца или девственницу.

Потом причащаются кровью.

– Это уже что-то…

– Да уж. Сплошной криминал, "мокруха" в чистом виде. Но самое главное то, что на сборища секты ходят такие люди… – Рифат подкатил глаза под лоб. – И они не хотят, как мне теперь стало ясно, чтобы вы суетились у них под ногами. Вот и делайте вывод.

– Сделаю, – с угрозой пообещал Клевахин. – Это мои проблемы. Ты лучше скажи, где я могу найти главу секты. Мне почему-то страсть как захотелось перекинуться с ним парой словечек.

– Николай Иванович! – возопил Рифат. – Вы, конечно, мент, но ей Богу я вам только добра желаю. Он вас сотрет в порошок. Сразу и бесповоротно.

– Рифат, адрес…

– Товарищ майор!

– Адрес!

– Хорошо, будь по-вашему, – покорно кивнул Мазел. – Я снимаю с себя всякую ответственность. И хочу еще раз напомнить – это наша последняя беседа.

– Я бы не был столь категоричен.

– Николай Иванович, вы обещали!

– Конечно, обещал. Отпущу тебя с миром. Но не раньше, чем закончу "кладбищенское" дело. Не волнуйся, я не буду требовать от тебя невозможного. Будешь работать как диктофон – на запись. Слухи, сплетни и прочая. Короче – кто, куда, чем, кому и за что. Никакой активности, а тем боле, уж коль у нас противник такой серьезный, личной инициативы.

– Но…

– Рифат, подчеркиваю – я не требую, я прошу. Ты можешь, конечно, послать меня подальше или просто потянуть резину. И все же я на тебя надеюсь. Больше не на кого.

– Ну вы меня дожали. Твою дивизию!.. Вот так всегда я в дураках оказываюсь. Ладно, ладно, куда денешься, помогу.

– Вот и ладушки. Так где обретается этот монстр, глава секты?

– Он купил дом у бывшего мэра.

– У Смидовича? У того, что за границу смайнал?

– У его жены, с которой бывший мэр в фиктивном разводе.

– Так это не дом, а целый дворец. Сколько там этажей, четыре?

– И два подземных.

– Где деньги, Зин… – словами песни ответил Клевахин. – Откуда у прислужника дьявола столько "зелени"?

Особняк мэра, я думаю, тянет не меньше чем на миллион долларов. Занятная личность этот таинственный приспешник нечистой силы.

– Говорят, что ему помогли. Кто? Сие покрыто мраком неизвестности.

– Да-а… Всюду один мрак. И жуть, – майор остро прищурился. – Так говоришь, кое-кто не хочет, чтобы я путался под ногами? Хе-хе… А что же мне лично они ничего не говорят?

– Мне намекали, что им, как говорится, и хочется, и колется, и мамка не велит. Они мечтают, чтобы менты подали им неизвестного снайпера на тарелочке с голубой каемочкой, и в то же время вели его поиск в строго заданном направлении, не шарахаясь со стороны в сторону.

– Ну, батеньки, так не бывает. Если они не полные идиоты, то должны знать, что отрабатывается несколько версий, а значит опер – в данном случае я – просто обязан ходить кругами как пушкинский кот под дубом.

– На цепи, – ухмыльнулся Мазел.

– А вот это уж дудки. У них в нашей конторе и без меня хватает цепных псов.

– Это обстоятельство меня всегда беспокоило.

– И зря. Моими стараниями ты законспирирован почище Штирлица. Своих секретных агентов я берегу как зеницу ока.

Клевахин не погрешил против истины. Он и впрямь никогда и никому не разглашал установочные данные Рифата. Конечно, у него были трения с бухгалтерией, когда приходило время финансового отчета, но Клевахин стоически терпел наезды начальства и скрывал истинное имя Мазела с поистине иезуитской хитростью.

– Будем надеяться… – с сомнением буркнул Рифат.

– Будем, – бодро ответил майор и указал на бутылку "Абсолюта": – Плесни, именинник. Гулять так гулять.

Мазел не заставил себя долго упрашивать…

Клевахин потихоньку "расслаблялся", благодушно ухмыляясь, однако мыслями был далеко и от балагурившего Рифата, и от тайного конспиративного убежища. Несмотря на внешнюю невозмутимость, на душе у него скребли кошки. "Кладбищенское" дело постепенно превращалось в западню, куда он влез с подачи Бузыкина, а теперь из-за своего упрямства не только заползал в нее все глубже и глубже, но и был уже готов полностью отрезать пути к отступлению.