Сергей Алексеев - Удар «Молнии»

Слепящая белизна фаянса, стен и сверкание никеля кранов ассоциативно обнажили место, где все это было, — в ялтинском закрытом санатории. Именно там он впервые испытал болевой синдром — первый, самый точный признак, что в его организм были введены психотропные вещества…

Все офицеры «Молнии» проходили специальную психологическую подготовку, в том числе отрабатывалась и способность самоконтроля в случаях применения против них этих самых веществ. В первую очередь следовало выявить индивидуальную реакцию на психотропик — а она была самой разной и проявлялась у всех по-своему, в зависимости от психотипа. Кроме ослабления воли и самообладания, эта «химия» как бы выявляла истинный, «первозданный» характер каждого человека — все теряли голову, но каждый сходил с ума по-своему. Грязев становился совестливым и любвеобильным: выплескивалось наружу то, что было заложено от природы, и то, что сдерживалось в течение всей жизни. Поставив таким образом «диагноз», каждый офицер получал рекомендации, как и за счет чего можно держать себя под контролем, управлять разумом, речью и действиями, — одним словом, не терять головы, если даже она отрублена.

Общих рецептов не существовало, все зависело от индивидуальной психики, и «лекарство» против «химии» находилось в самых неожиданных вещах. Чей-то разум пробуждался от сильной боли, кому-то хватало вспомнить и удержать в сознании скальпель, касающийся живого тела, кто-то воображал, что он — тяжелый, неподъемный камень, вросший в землю. У Грязева действие психотропных средств останавливалось, если он начинал смотреться в зеркало, видеть свое отражение: идиотскую пьяную улыбку, квелые, затуманенные глаза, приоткрытый рот. В пригородном дальневосточном поселке был местный дурачок Паша, который все время ходил будто под воздействием «химии».

— Ангел, спаси меня! — прошептал Грязев и боязливо посмотрелся в зеркало над умывальником. Собственное отражение, вид жизнерадостного идиота привели его в чувство окончательно. Он справился с мимикой, взял себя в руки, только не мог справиться с болезненными волнами по спине.

Боль возникала из-за своеобразной ломки в организме, но в отличие от наркотика психотропик не привязывал человека к себе. Насмотревшись на свою рожу, Грязев отыскал на кухне бутылку «Двина», куда зелье наверняка уже было засыпано, отлил больше половины в раковину и с остатками вернулся в спальню. Очаровательная дама все еще спала — притомилась от трудов праведных… Он включил ночник и сразу же разбудил возлюбленную.

— Что? Ты вставал, милый?

— Мне захотелось коньяку, — признался Саня. — Какой прекрасный коньяк.

— Но я оставляла тебе стаканчик…

— А я захотел еще! Хочу, чтобы ты выпила со мной. Сейчас же! У меня есть слово!

Она взяла бутылку, посмотрела на свет и ужаснулась:

— Ты столько выпил?.. Сашенька, я предупреждала тебя, родной: не пей с утра. Нам же ехать!

— Я всегда в форме! — счастливо засмеялся Грязев. — С тобой хоть на край света!.. Но я хочу выпить с тобой! Потому что мне пришло в голову… Нет, сначала возьми стаканчик! А я из горла…

Он всучил ей коньяк, что стоял на подносе, взмахнул бутылкой.

— Это что, «Двин»? — поморщилась она. — Терпеть не могу! Он нравится только извращенным мужчинам. Я принесу себе «KB». Что вы находите в этом мерзком напитке?

Она умчалась на кухню и через минуту вернулась с другим коньяком и стаканчиком.

— Итак, милый, за что мы выпьем? Грязев взволновался и потянул паузу.

— Дай мне зеркальце! — вдруг попросил он.

— Зачем?

— Хочу взглянуть, можно ли с такой рожей делать женщине предложение.

Она рассмеялась, плеская коньяк на одеяло, достала из тумбочки расческу с зеркалом. Грязев всмотрелся в себя, скривился:

— Прости, любимая… Все равно я прошу стать моей женой!

— А разве я тебе еще не жена? — со смехом удивилась она, погрозила пальчиком и принесла зеленую книжечку свидетельства о браке. Он почитал документ — натуральный, подлинный, без исправлений и подделок: оказывается, теперь в Москве можно жениться, не выходя из спальни. Саня выразил бурный восторг по этому поводу и устроил дурашливую возню на тахте и, пока валял свою жену, захлебываясь от смеха, успел повернуть поднос на тумбочке таким образом, чтобы поменялись местами серебряные стаканчики. Риск был единственный: он не знал, как поведет себя возлюбленная, приняв дозу психотропика, какого монстра или, напротив, ягненка выпустит он из раскрепощенной, обезволенной души. Уровень подготовки у нее был великолепный, однако вряд ли она проходила психоаналитические исследования. Для такой процедуры требовались особые условия и крупные специалисты в области современной медицины.