Андрей Орлов - Харбинский экспресс-2. Интервенция

– В чем дело?! – Агранцев отшатнулся. От резкого движения затрепетали язычки пламени в чашках светильников.

Сцена была самая фантастическая. Душный подвал, мрачный, с красным отливом, масляный свет мажет стены. Человеческие фигурки замерли, будто в детской игре: ледащие хозяева скорчились у сломанной лестницы, чуть поодаль застыла Анна Николаевна (даже в этаком сумраке видно, как она побледнела). А в центре, отбрасывая гигантскую тень, укрепился воскресший ротмистр.

Ну просто «Фауст» какой-то, подумал Дохтуров. Посмотрел Агранцеву в глаза.

– Вы что, совсем ничего не помните? – Вопрос был задан тоном самым обыкновенным, однако далось это Павлу Романовичу с немалым трудом. В душе словно вихрь пронесся. Внезапно с абсолютной отчетливостью он понял: свершилось. Мечты, поиски и колоссальнейший труд – все было не напрасно. Он выиграл! Нашел-таки сокровенный парацельсовский лауданум. Правда, пока непонятно, как выглядит это средство и в чем заключается. Это предстояло выяснить, и как можно скорее.

– А что я должен помнить? – Агранцев огляделся. Должно быть, что-то почувствовал, потому что добавил уже мягче: – Объясните, доктор, по-человечески, что же здесь происходит.

Объяснять пришлось долго.

Но сперва Павел Романович проделал самое необходимое: тщательнейшим образом осмотрел недавнего умирающего. Результат получился такой: на животе грубый шрам, а также повышенная и болезненная чувствительность в правом нижнем сегменте. Перкуторные звуки брюшины также изменены. Дыхание и пульс учащенные. Однако все это ни вместе, ни по отдельности не могло угрожать здоровью штаб-ротмистра.

О чем Павел Романович тому и сообщил. Получилось сухо и как-то неубедительно.

Анна Николаевна смотрела во все глаза – она-то все поняла преотлично. Но стояла молча. Видно, не знала, что следует говорить в такой феноменальной ситуации. И нужно ли вообще рот раскрывать. Взгляд барышни сделался влажным, мечтательным.

Что ж, подумал с грустью Дохтуров, это неудивительно – воскрес предмет обожания. Перст судьбы. Такого ни одно женское сердце не выдержит.

В общем, как говорят в народе, хороша Маша, да не наша.

И еще Павел Романович подумал, что во всяком триумфе есть своя доля горечи.

После экстраординарного медицинского освидетельствования повисла короткая и неловкая пауза. И в этом молчании Дохтуров отчего-то почувствовал себя балаганным факиром.

Нарушила паузу барышня:

– Господа, здесь невыносимо душно. Сделайте что-нибудь…

В этот момент в проеме наверху показалась голова Клавдия Симеоновича:

– Не надоело секретничать? – развязно спросил титулярный советник. – Мне лично ждать вас прискучило. Я…

Он не договорил, впившись взглядом в ротмистра. Лицо у Сопова вдруг исказилось и налилось кровью. Дохтуров даже немного испугался.

Но Клавдий Симеонович не упал замертво в погреб. А, проявив изрядную сообразительность, убрался прочь – чтобы спустя пять минут прибыть вновь, с легкой бамбуковой лесенкой.

Во дворе Павел Романович сказал:

– Вот что, господа. Нам следует поговорить.

И тут же подумал: полно. Точно ли надо? Он ведь не связан никакими обязательствами. Эти люди для него абсолютно чужие. Для чего говорить с ними о панацее? Они ничего не поймут. А если и поймут – что толку? О чудесах легко лишь мечтать. Поверить в них куда как сложнее.

Правда, самой панацеи – вот так, чтоб из саквояжа достать, – тоже не наблюдается. Но это ничего, нужно только все осмыслить как следует. Проанализировать. И тогда он непременно поймет, в чем секрет. Поэтому лучше подождать, не вводить других в искушение.

«Ну-ну, – сказал голос, слышимый только ему. – Да ты никак надумал сбежать с чудесным рецептом?»

И в мыслях не было. Глупости!

«А те, что были зарезаны в „Метрополе“? – осведомился голос. – А пленные с „Самсона“? Они погибли из-за тебя. Их тоже надо полагать глупостью?»

Тут голос, конечно, преувеличивал. Но в чем-то был прав: с самого начала охотились за ним, за Павлом Романовичем Дохтуровым. Теперь это совершенно очевидно. Ему старались помешать, не допустить до тайны. Какой отсюда вывод? Очень простой: те, кто находятся с ним рядом, подвергаются смертельной опасности. Значит – надо уходить одному.

«Ха! Кого ты хочешь обмануть? – спросил голос. – Твоих спутников постараются убить в любом случае».

Возможно, подумал Павел Романович. Но я не могу отвечать за всех.

Однако голос не унимался. Он сказал: