Сергей Зверев - Топить их всех!

Благосклонно приняв подарки, африканцы, однако, не спешили покинуть контейнеровоз, хотя ни о каких претензиях больше не вспоминали. Сперва старший таможенник изъявил желание осмотреть подшкиперскую. Затем – сосчитать количество контейнеров с текстилем. Затем – спуститься в машину…

– Такое впечатление, что они нас специально решили до ночи мурыжить, – скрипнув зубами, сказал старпом. – Неспроста все это!

– Это у тебя психоз из-за тропической жары, – устало парировал Флеров. – Чего им нас тут держать? Свое получили… А теперь им просто хочется продемонстрировать свою власть. Что-то уж слишком недоверчивым ты стал!

– Станешь тут недоверчивым! Я бы этих африканских вымогателей собственноручно на рее вздернул!

– Ты за расизм или за дружбу народов? – укорил капитан.

И лишь когда на залив опустилась непроницаемая тропическая ночь, чернокожие таможенники, помахав на прощанье розовыми ладошками, спустились в свой катер.

– Дежурный по порту дал «добро» на выход судна из порта, – объявил вахтенный. – Да только вот ни лоцмана, ни буксира… Сами пойдем?

– Не впервой, обойдемся и без лоцманской проводки, – вздохнул капитан, вновь поднимаясь на мостик. – Скорее бы отсюда уйти…

Гигантский винт под кормой взбурлил воду, и «Новочеркасск» на самом малом пополз из залива. Штурман зажег судовые огни. В темноте разноцветными светлячками то и дело сверкали огоньки других судов; штаговые, ходовые, топовые. По Морскому кодексу в темное время суток идти без огней категорически запрещается.

Береговая кромка медленно отдалялась. Мерцали, словно мохнатые, африканские звезды. Портовый город обозначался вдали слабым электрическим заревом. Дав три прощальных гудка, как и положено при выходе из порта, российский контейнеровоз взял чуть левей. В огромном заливе, имеющем форму подковы, еще с колониальных времен было заведено: суда, выходящие из порта, придерживаются левой стороны, суда, идущие в порт, держатся правой.

Когда до горловины залива оставалось несколько кабельтовых, случилось непоправимое…

В левый борт «Новочеркасска» со страшным скрежетом врезался форштевень неизвестного судна. Столкновение, произошедшее под прямым углом, не оставляло обшивке никаких шансов уцелеть. В образовавшуюся пробоину мгновенно хлынула вода. Сама же пробоина ежесекундно увеличивалась: контейнеровоз продолжал идти вперед, а мощный форштевень, вошедший в корпус, рвал металл, распространяя пробоину на отсеки.

Электричество на «Новочеркасске» пропало, однако спустя несколько секунд появилось вновь. Судно накренилось. Капитан Флеров, перегнувшись через фальшборт, сразу же рассмотрел виновника аварии. Это была бронированная моторная яхта, шедшая безо всяких отличительных огней. Штандарт президента Азариаса Лулу, развевавшийся на ее борту, вполне объяснял вопиющее нарушение Морского кодекса: ведь диктаторам законы не писаны, в том числе и морские…

Опытный Флеров сориентировался мгновенно. Отослав старпома в трюм руководить аварийной командой, он тут же распорядился застопорить машину и дать чуть правей, чтобы освободить корпус от форштевня. После чего немедленно связался с портовыми службами и запросил помощь.

Помощь, однако, запаздывала. Из трюма то и дело поступали тревожные сигналы: подвести под пробоину пластырь не получалось. Старпом, появившийся на палубе полностью мокрый, совсем пал духом: мотопомпы едва справлялись с водой, хлещущей в пробоины.

Тем временем президентская яхта также застопорила машину. На палубе зажегся мощный прожектор, и косой луч на мгновение ослепил Алексея Флерова. Отдавая очередное распоряжение, капитан «Новочеркасска» увидел на носу яхты некоего огромного африканца в цветастой сорочке, с массивной золотой цепью на шее. Африканец этот был совсем рядом, казалось, протяни руку вниз – и его можно схватить за шиворот.

Даже беглого взгляда на чернокожего было достаточно, чтобы определить в нем президента Лулу – ведь его портреты были развешаны по всей стране. Иссиня-черная физиономия, слюнявые губы, налитые дурной кровью глаза… Президент был пьян и неадекватен: обозвав экипаж на весьма скверном английском «беложопыми животными», он выдал им полный набор матерщины на всех известных ему языках, включая русский.

Ответ не заставил себя долго ждать. Старпом, ожидавший распоряжений Флерова, парировал с искусством и от души, и переплюнул в искусстве нецензурно выражаться главу государства.