Сергей Зверев - Приговор приведен в исполнение

До Святого не сразу дошел смысл сказанного. Его мозг был занят новой заморочкой, подкинутой гораздым на выдумки воротилой.

– Что? – Он вернулся к действительности.

– Завалим этого наркобарона, как лося, и дело в шляпе. Мы же в таких сечах пулям не кланялись… – Экс-спецназовец выгнул колесом развитую грудную клетку и приложил ладонь к виску, пародируя военное приветствие.

Святой уничижительно потрепал его по щеке:

– Фанатеешь, Гуляй. У тебя с психикой все нормально?

– Крыша пока не едет! – обиженно пробасил тот.

– Когда же тебя этот славянский Ротшильд подцепил на крючок?! – Святой не делился с Вовкой предложением попутешествовать в горы. – Ладно, не тужься! Вижу, что Бодровский успел тебе мозги проканифолить. Значит, согласен стать пушечным мясом?

– Почему мясом? Вставим пистон азиатам, сбагривающим наркоту. Совместим приятное с полезным! – простуженно, хриплым голосом произнес филдоператор.

– Полезное… может быть, а вот приятное… – Святой самым внимательным образом изучил каждую черточку физиономии двухметрового великана. – Как звали у нас в спецназе парней, ловящих кайф от самого кровопролитного рейда? От заданий для камикадзе? Кому никогда и нигде не больно и не страшно?

Экзаменуемый дерзко выпалил:

– Отморозки!

Повернувшись, словно на строевом смотре, Гуляй задел плечом Святого и, ступая строевым шагом, отмаршировал к машине. Запуская движок малолитражки, просевшей под весом его массивного тела, Гуляй осветил фигуру командира фарами.

– Святой! Я остаюсь в резерве! – зычно проревел экс-сержант, проезжая мимо.

Пушистый помазок из шерсти барсучьего хвоста нежно массировал щеки, равномерно распределяя радужную мыльную пену. Крема для бритья в ванной комнате Углановой не оказалось, а вот эту дорогостоящую вещицу какой-то рассеянный любовник позабыл на полке зеркала. Там же в стаканчике со старыми зубными щетками, сохраняемыми Дарьей в соответствии с чудной суеверной приметой, он обнаружил одноразовый бритвенный станок.

Утреннее бритье дисциплинирует. Святой в самых скотских условиях не давал себе поблажки, безжалостно уничтожая щетину. Иногда это вызывало насмешки и обвинения в чистоплюйстве, особенно когда вода была дефицитом. Но он с самурайским упорством совершал утренний ритуал, сделав эту процедуру стабильной, как восход солнца. Кроме обязательного бритья, ничего постоянного в бурно меняющейся жизни Святого не было.

Расправившись с проступившей за ночь щетиной, он выполоскал помазок, закрыл предохранительным футляром лезвие и, смыв остатки пены с лица, принялся искать какой-нибудь лосьон. Полки, шкафчики ванной комнаты ломились от дамской косметики. Плохо ориентируясь на этом парфюмерном складе, Святой переставлял флаконы, тубы с пеной для укладки волос, дезодоранты, знакомые по рекламам, и раздраженно бормотал:

– О боже, да этим добром кордебалет можно забальзамировать! Зачем одной женщине столько косметики?

Запутавшись в изобилии вспомогательных средств дамской красоты, Святой вдруг вспомнил кадры из доброго и по-настоящему смешного фильма «Джентльмены удачи», где воришка, хлебнув шампуня профессорской дочки, выдувает ртом пузыри. Ленту часто крутили в гарнизонном клубе по просьбе офицеров, которым предстояло вести солдат в очередную мясорубку…

Производить опыты над собственной кожей Святой не решился, сочтя, что горячей воды достаточно для приличествующего мужчине макияжа. Чуть не поскользнувшись на влажном кафеле пола (перед ним принимала душ хозяйка квартиры), он вышел из ванны.

Дарья орудовала на кухне, сооружая завтрак на скорую руку. Кухаркой Угланова была никудышной. В шкворчащей яичнице бултыхались осколки скорлупы, а салат из покромсанных на четвертинки помидоров был в самый раз для глотки бегемота. Только банку со шпротами ей удалось открыть ровнехонько по диаметру, не покорежив краев.

– Я голодна, словно ночь напролет занималась любовью, – безапелляционно заявила журналистка, вываливая пережаренную желтково-белковую с вкраплением известковой субстанции биомассу на широкое блюдо. – Налетай!

Дарья с чистой совестью могла отпустить пикантную шутку, потому что ночь они провели раздельно. Никакого борения плоти и разума, как пишут в женских романах, не происходило. Просто, войдя в прихожую, Святой заметил тапочки размера этак сорок четвертого.

– Если переобуюсь, ухажер не расстроится? – спросил тогда Дмитрий.