Сергей Зверев - Спасти Париж и умереть

– Да, конечно… – растерянно пролепетал звонарь. Он не мог понять.

– Сейчас мы расстреливаем пятерых, – продолжал немец довольным тоном. – И не удивляйся, что я заговорил с тобой, у меня мать была француженка. Она была набожной, пока не умерла…

– Что? – спросил Жорж Лерне.

– Выкопают яму для себя они сами… Но надо, чтобы их кто-то закопал.

Жорж Лерне зажмурился изо всех сил. Наконец он понял, что от него требуется! И пусть услышанное больно резануло уши, ему, кажется, не оставляли выбора… Опустив плечи, звонарь покорно поплелся к выходу. По крайней мере, провиант не будет лишним, подумал Жорж Лерне.

Вернулся в камеру Жорж Лерне к утру, бледный и задумчивый. Его ввели и захлопнули за ним дверь. О будущей собственной судьбе он так ничего и не узнал. Он опустился на сено, в руках его была обещанная банка тушенки, на банке лежала пачка сигарет.

Он хотел поделиться впечатлениями от увиденного с Никольским, но камера оказалась пуста – напарника или перевели в другую камеру, или вызвали все-таки на допрос.

Вопрос о переписи культурных ценностей решался на совещании в мэрии. Присутствовавшие снова разделились на две партии – французов и немцев, и пока первые вяло пытались отговорить немцев от осуществления такого шага, Мейер, Оберг и Кнохен быстро все расставили на свои места. Окончательную точку поставил, конечно же, Курт Мейер.

– Значит, вы выступаете против приказа рейхсфюрера? – заметил он, в упор разглядывая Жака Дюкло.

– Никак нет! – растерялся мэр Парижа. – Однако хочу заметить… Может быть, мы сами, французы, займемся описанием ценностей? – Он стоял, подобострастно заглядывая в глаза сидевшему Мейеру.

– Нам предстоит осуществить перепись предметов, представляющих интерес для великой Германии, – надменно произнес Курт. – С этой работой могут справиться лишь немцы.

Мэр Парижа загрустил и безропотно подписал соответствующие бумаги, чтобы у музейного или церковного начальства не возникало вопросов.

Нюансы предстоящего дела продолжили обсуждать в кабинете Оберга на авеню Фош. Прибыли туда на автомобиле, выделенном Курту. Бригаденфюрер по своему обыкновению не стал особо вникать в дела. Сперва сидел со скучающим видом – в то время как Кнохен и Мейер обсуждали подробности, сколько человек и из каких служб нужно выделить. Но вот зазвонил телефон, и Оберг с радостью поднял трубку. Он сразу повеселел – звонил германский посол Абец, приглашал на обед в шведском консульстве.

– Продолжайте без меня, господа… – торжественно объявил Оберг и вышел.

Мейер был даже рад этому. С Кнохеном работалось легко. Были намечены несколько человек в качестве руководителей групп. Встал вопрос и о выделении группы самому Мейеру – штандартенфюрер также намеревался участвовать в переписи.

– Разумеется, я могу остаться в стороне, – обосновал Курт. – Но рейхсфюрер попросил меня пересказать личные впечатления…

Кнохен с пониманием наклонил голову… Этот Кнохен все понимал, все ловил с полуслова! Затем Кнохен поднял трубку и принялся звонить. Он распорядился вызвать некоторых сотрудников, назвав каждого по фамилии. На другом конце провода дежурный офицер аккуратно все записывал.

Через десять минут в кабинете собралось около десятка людей. Оберштурмфюрер приказал всем построиться, затем обратился к гостю:

– Не угодно ли будет вам самому выбрать… – Голос Кнохена прозвучал смущенно.

Курт всматривался в лица, стараясь на всякий случай запомнить каждого гестаповца – возможно, в будущем пригодится. Он видел перед собой одутловатые, равнодушные физиономии. Широкие челюсти и низкие лбы. Белки глаз у многих были в красных прожилках.

– Ваше имя и звание? – вдруг обратился Мейер к приземистому малому в засаленном военном кителе и брюках с отвисшими коленями.

– Шарль Курбевуа, господин штандартенфюрер, – выпучив глаза, ответил тот. Он говорил, почтительно прижимая к животу кепку. – Я работаю в гараже, ефрейтор секретной полиции. Немецкой, конечно… – Последние слова Курбевуа произнес со значением.

Курт прищурился.

– Вы француз?

– Да.

– Почему на вас немецкая военная форма?

– Господин оберштурмфюрер Кнохен оказал мне доверие.

Мейер вдруг почувствовал запах перегара, который доносился изо рта Курбевуа. Обернулся к оберштурмфюреру:

– Не желаю работать с пьяными лягушатниками.

Кнохен побледнел, подскочил к Курбевуа, наотмашь ударил того по лицу:

– Свинья! Пойдешь под арест!