Сергей Зверев - Спасти Париж и умереть

Жорж склонился над незнакомцем. Лицо мужчины представляло маску из грязи и крови. Над левой бровью белел шрам в виде буквы «С».

– Друг, что с тобой сделали, – прошептал звонарь.

Он принялся хлопотать. Человек слабо дышал, других признаков жизни не было. Жорж перетащил несчастного на сено, выпрямил ему руки и ноги. Губы мужчины приоткрылись, и незнакомец произнес несколько слов – явно не по-французски.

Звонарь прислушался.

– Суки… – прошептал по-русски человек, которого бросили в камеру. – Они мне за все заплатят…

Звонарь знал несколько русских слов, общался с русскими эмигрантами. Все они приехали в Париж после русской революции и Гражданской войны. Итак, перед ним был русский. Чем ему можно было помочь? Звонарь попытался протереть несчастному лицо. Мужчина застонал, оттолкнул руку Жоржа.

– Спасибо, – глаза избитого открылись. – Спасибо, товарищ… Ничего, прорвемся… – Незнакомец произнес эти фразы шепотом, по-французски, но с русским акцентом.

Да, новый сосед был русским. Видимо, военнопленным.

Прошло еще несколько часов, во время которых звонаря и его нового соседа никто не беспокоил.

Новый сосед звонаря постепенно приходил в себя. Как оказалось, он был вполне в состоянии что-то рассказать, только время от времени лицо его кривила гримаса боли.

Незнакомец рассказал, что он пленный советский офицер, старший лейтенант артиллерии Серафим Юрьевич Никольский (по-французски фамилия «Никольский» звучала как «Никольски» – с ударением на последнем слоге), бывший учитель, преподававший французский язык в школе. Год назад попал в плен под Курском. Затем его перебрасывали из концентрационного лагеря в лагерь, берегли, потому что он был силен, как бык. Он побывал в Треблинке, Майданеке, Дахау, наконец с вагоном пленных он был переброшен во Францию, под Париж, где проработал на заводе «Рено» три месяца, пока не сбежал. После побега он скрывался у случайных людей, пока не нарвался на провокатора. Своего знакомого Никольский посчитал провокатором, потому что видел, как человек этот заходит в здание гестапо, расположенное по улице Соссэ.

– То есть он заходил в это здание, – улыбнулся Никольский. – Я убил его, но все-таки попал сюда… Чертовски забавный оборот.

– Как? – распахнул глаза звонарь. – Каким образом вы… убили?

– Догнал на обратном пути – он шел по набережной Сены, оглушил кулаком и сбросил в реку, – пожал плечами Никольский. – Но мне не повезло, меня заметили. В принципе, мне и так некуда было бежать. Вернись я на квартиру, которую снимал, меня бы арестовали, ведь этот предатель уже указал адрес. А как вы, служитель церкви, относитесь к содеянному мной?

Некоторое время Жорж Лерне обдумывал услышанное. Потом покачал головой.

– Если это был нацист, это не грех! – ответил он.

Совершив свой поступок, Никольский сначала попал в руки французской полиции как уголовник. Но французы услышали его акцент и передали его немецкой военной полиции. По словам Никольского, немцы установили его личность, увидев номер, вытатуированный на руке. Никольский обнажил руку по локоть и показал этот номер.

– Я не успел вывести его, – грустно пояснил Никольский. – Меня наградили им в Треблинке.

– Как вы хотели вывести его?

– Как выводят татуировку, – Никольский пожал плечами. – В Париже достаточно мастеров. Еще у меня была мысль просто взять нож и срезать часть кожи. Но я не успел.

– Вы терпели бы боль? – поразился Жорж Лерне.

– Думаю, да, – ответил сосед. – Рана все равно зажила бы.

Взгляд Никольского был честным, открытым. Звонарь почувствовал к нему доверие.

– Почему вас держат здесь? – спросил звонарь. – Вас должны были отправить в концлагерь, откуда вы сбежали. С вами разобралось бы лагерное начальство… Ах, я забыл! – Он хлопнул себя по лбу. – На вас же убийство!

– …И еще они пытаются выяснить, что я сделал, пока был на воле! – добавил Никольский и покачал головой. – Как жаль, что я не успел связаться с подпольем. В таком бы случае я бы действительно хоть немного отомстил нацистам. А теперь получается, что на моем счету только один нацист… да и не человек вовсе…

– Вы попали к людям Кнохена, – покачал головой звонарь. – Они из вас вытянут жилы.

– Кто это – люди Кнохена? – не понял собеседник.

– Те, кто пытал вас, – ответил Жорж Лерне. – Это страшные люди. Это гестапо.

Звонарь был впечатлен. Особенно впечатлили слова Никольского о том, что его, видимо, скоро расстреляют.