Сергей Кулаков - В Венесуэле скучно без оружия

– Вот видите. Не стоит паниковать. Проводите операцию согласно плану.

– Угу, – вяло отозвался Торрес.

– Все, генерал, до утра.

– До утра, господин министр.

Только закончился разговор с министром, как позвонили из Москвы.

Генерал Торрес долго не брал трубку, придумывая, что бы это сказать поехиднее. Не придумал, решив, что найдет подходящие слова в ходе разговора.

– Я слушаю, – нарочно ответил он по-испански, хотя до этого они общались с московским коллегой только по-русски.

К удивлению Торреса, генерал Слепцов заговорил на его языке без малейшего акцента.

– Какие новости, господин генерал? – спросил Слепцов.

– Плохие, – без обиняков заявил Торрес. – Вернее, никаких. Ваш Морозов, как и следовало ожидать, ни на что не способен, кроме обжорства и пьянства.

Вышло даже обиднее, чем он ожидал. На том конце трубки надолго замолчали, видимо, борясь с желанием прекратить разговор.

Но необходимость получить хоть каплю информации оказалась, как и ожидал Торрес, сильнее. Морозов, опасаясь разоблачения, в Москву не звонил, и его начальству ничего не оставалось делать, как идти на поклон к Торресу.

– Обжорства за ним не замечено, – сказал, наконец, генерал Слепцов. – А за все остальное он ответит, это я вам, генерал, обещаю.

– Надеюсь, – сменив гнев на милость, буркнул Торрес.

В общем, ссориться в русскими не входило в его планы. На фоне зарождающейся великой дружбы между Венесуэлой и Россией их разногласия могли вызвать недовольство на высшем уровне, чего генералу Торресу вовсе не хотелось. Он стремился лишь преподать русским урок, чтобы впредь не считали их за третьесортную банановую республику и присылали в помощь только самых лучших своих людей.

Сочтя, что его урок не прошел даром, Торрес заговорил с генералом Слепцовым более дружелюбно.

– Пока заговорщики ничего не заподозрили, – сообщил он. – Ваш Морозов отлично поужинал и лег спать. Его переговоры с Галвером ничего не дали. Тот все отделывается общими фразами да шуточками, но по делу ничего не говорит.

– Может, еще скажет? – предположил Слепцов.

– Не знаю, – возразил Торрес. – Если мы до завтрашнего вечера ничего не узнаем, придется принимать кардинальные меры.

– Понимаю, – отозвался Слепцов.

– Здесь требуется ювелирная работа, – продолжал Торрес. – Чтобы расколоть Галвера, нужен особый подход, а на это ваш агент явно не способен. Он лишь, как попугай повторяет то, что слышал. Но дальше этого его попытки добыть информацию не идут.

– Но у него еще есть время, – робко напомнил Слепцов.

– Да, есть. Но что, если он и завтра устроит кутеж, благо Рамеро денег на угощение не жалеет, и вообще забудет, для чего он туда послан?

– Все-таки, генерал, не стоит сгущать краски, – пробормотал Слепцов.

– Я не сгущаю, – отрезал Торрес. – Я лишь выношу трезвое суждение, основываясь на известных мне фактах.

Он снова разозлился. Этот русский еще осмеливается защищать своего горе-агента

– В общем, генерал, пока все без изменений. Появятся новости, сообщу.

И не дожидаясь ответа, Торрес с раздражением бросил трубку.

– Будут меня еще учить всякие…

Он посмотрел на Долорес и улыбнулся.

– Ну что, майор, довольны?

Долорес шевельнулась.

– Что вы имеете в виду, господин генерал?

– Ваш русский герой доставил нам немало хлопот.

– Он не мой герой… – сделала слабую попытку обороняться Долорес.

– Ну как же! – пошел в атаку генерал, тем более отважную, что сопротивление было минимальным. – Вы так им восхищались! Он-де покрытый шрамами воин! Он ничего не боится и так отделал хулиганов, что те разбежались, кто куда.

Долорес не выдержала насмешливого взгляда генерала и опустила глаза. Однако кулаки ее при этом сжались и плечи воинственно напряглись.

– Но все это – правда, – услышал Торрес тихий, но твердый ответ.

Он так и подпрыгнул.

– Ну разумеется, правда! Как правда и то, что он обвел вас вокруг пальца, оставив в весьма незавидном положении! Очень по-геройски, ничего не скажешь.

Долорес с усилием выпрямилась.

– Что вы от меня хотите, господин генерал?

На этот раз Торрес отвел глаза, не выдержав ее взгляда – взгляда человека, доведенного до крайности.

– Не думайте, майор, что я все еще подвержен вашим чарам, – сухо проговорил Торрес. – Это в прошлом, имейте в виду. И мое снисхождение к вам объясняется лишь нежеланием обрекать вашу дочь на жалкое существование.

– Благодарю вас, господин генерал, – тут же сникла Долорес, как сникала всегда, когда генерал упоминал о ее дочери.