Александр Бушков - Возвращение пираньи

Если б еще сказать: «Моя!» Если бы… А она — ничья, своя, чужая…

— Мои поздравления, леди и сэр, — с прежним аристократическим выговором протянул герцог. — Я думаю, мэр ради такого случая вам выделит бесплатную воду для душа… а если вам вдруг придет в голову после столь блистательно подтвержденных прав друг на друга перевести отношения в иную плоскость — у нас отыщется самый настоящий падре, особо позвольте заметить, не лишенный сана, хоть и занятый в настоящее время не службой господу, а стяжанием опалов… Эй, где там падре, маргиналы? Где наш пастырь? Ведите его сюда, вдруг да понадобится…

Ольга, оторвавшись от Мазура, вдруг залепила герцогу такую оплеуху, что звон пошел на всю округу. Хотела добавить, но он, шутовски раскланявшись, успел бросить:

— Мисс, вы меня осчастливили на всю жизнь…

Ольга в самый последний момент задержала удар, отвернулась и, крепко ухватив Мазура за руку, повела его сквозь поспешно расступавшуюся толпу — шагала, гордо задрав подбородок, глядя перед собой. Отойдя немного, сообщила:

— Если бы он тебя вырубил, я бы за него взялась сама. В жизни не допустила бы, чтобы… Но я в тебя верила.

— Спасибо, — криво усмехнулся Мазур. Поискал взглядом Кацубу, но нигде не обнаружил.

— Хочешь пошлую фразу? Ты был великолепен.

— Я старался, — сказал он хмуро.

Почему-то сейчас Мазур начал испытывать нечто, весьма напоминавшее стыд и раскаяние, — словно сделал что-то чертовски предосудительное, выставил себя на всеобщее осмеяние. Глупейшее ощущение, если разобраться, но оно присутствовало…

Окинув себя беглым взглядом, Ольга по неисповедимой женской логике вдруг сделала неожиданный вывод:

— Платье пропало. Первый раз надела… ну и наплевать!

…Когда раздался осторожный стук, больше напоминавший царапанье, Мазур взмыл с постели довольно браво, хотя местах в четырех по всему телу и ворохнулась остро вполне предсказуемая боль. Свет единственной лампочки был довольно тусклым — никто здесь не рассчитывал, что постояльцы будут портить глаза чтением или разбирать ноты. Бесшумно взведя курок, он подкрался к двери. До конца не верил здешним весельчакам, что с его стороны было вполне понятно и простительно. Кацуба до сих пор где-то болтался — навестил после ристалища, перекинулся парой слов, потом предупредил, что пойдет надолго «побродить», и исчез, Ольга же легла спать с пистолетом под подушкой.

В коридоре, правда, стояла тишина, ну да кто их знает…

— Кто? — спросил он осторожно.

— Вызов на поединок, на граблях до первой крови…

Чертыхнувшись, он отодвинул хорошо смазанную щеколду. Небрежно его отодвинув, вошла Ольга, в коротком черном халатике, обдав облачком незнакомых духов, прошла к столику, водрузила на него большую черную бутылку вина, два толстых стаканчика, бросила буднично:

— Курок спусти. Вокруг тишина и покой… — вернулась к двери, задвинула щеколду, мимоходом, непринужденнейше, чмокнула его в щеку и по-хозяйски устроилась на узкой койке, подобрав ноги. Игнорируя распахнувшийся халатик, прищурилась: — Будь здесь кто-нибудь из наших классиков прошлого века — здешних, я имею в виду, не русских, — непременно, почесав в затылке гусиным пером, вывел бы что-то вроде: «Он смотрел на девушку и не верил своему счастью, в душе его мешались разнообразные чувства». А они у тебя, и правда, похоже, мешаются, твоя честная, открытая физиономия дипломата достойна кисти живописца… — Тихонько фыркнув, Ольга поманила его ладонью: — Положи пистолет и иди ко мне.

Мазур медленно спустил курок, придерживая его большим пальцем, не глядя, положил оружие на столик, к стене. В висках жарко постукивала кровь, но он сдержался, сказал почти спокойно:

— Насчет платы речи не было, сеньорита…

— Следовало бы встать и закатить тебе хорошую оплеуху, — мечтательно сказала Ольга. — Но тебе, во-первых, и так уже досталось, а во-вторых, тупоумие мужчин общеизвестно… Нет смысла злиться. — Она развязала поясок и одним движением плеч освободилась от халатика. — Философия проста: мужчина непременно должен быть меня достоин. Ты, как я убедилась, достоин. Посему брось молоть чушь и иди сюда. Как писалось в какой-то старинной рукописи, я тебя хочу, а ты меня…

Мазур подошел, освобождаясь от скудной одежонки, голова была совершенно пустая. Ольга, уверенным движением притянув его голову, зашептала на ухо:

— Прости, невинности для тебя не сберегла. Откуда я могла знать, а?

Узкая армейская койка уже не казалась тесной. Из-за реки долетали пронзительные ночные звуки. Мазур вошел в нее, распростертую и покорную, словно первый раз в жизни, и она тут же перестала быть покорной, короткие стоны прорывались сквозь поцелуи, и в отдававшейся ему женщине не было ничего знакомого, того . Все связанные с ней переживания и нервотрепка нашли мгновенный выход в короткой судороге. Мазур смущенно замер — еще этого не хватало, так оскандалиться…