Александр Бушков - Возвращение пираньи

В довершение по сторонам частенько раздавался тихий детский плач — никакой мистики, всего лишь кайманы, но сходство полное, привыкнуть невозможно. Как ни пшикали репеллентами, как ни укрывались накомарниками — особо настырная мошкара прорывалась к добыче и кусалась, как иголкой тыкала. Час за часом проходил в угрюмом молчании — о чем тут было говорить? — прерывавшемся лишь краткими репликами по делу: о коряге в опасной близости, о мели впереди…

— Стоп! — сказала вдруг Ольга. — Слышите?

Кацуба с похвальной быстротой остановил лодку, упершись веслом в толстый, выгнутый сук огромной коряги. Прислушался, пошарил по борту, отыскал кнопку и погасил фару. Тихо ответил:

— Кажется, катер… Но не похоже что-то…

В самом деле, странный бурлящий звук, порой переплетавшийся с храпением, скорее напоминал чуханье старой паровой машины. Лодку явственно качнуло на высокой волне, обогнавшей быстро приближавшийся предмет — и снова, и еще раз, волны набегали чередой, плеща и шлепая в низкий борт.

— Матерь божья… — прошептала Ольга.

Сначала Мазуру показалось, что он видит перископ подводной лодки — первая ассоциация, на какую наткнулось сознание. Но уже в следующий миг его с ног до головы прошила волна липкого, холодного ужаса, первобытного, старого .

Черный столб, высунувшийся из воды метра на четыре, — это от него разбегались волны — заканчивался огромной змеиной головой, глаза светились двумя зеленоватыми фонариками вроде тех, что горели на мачте «Хиггинса». Он попытался прикинуть длину чудовища — и не смог, сердце зашлось в непонятном, ни на что прежнее не похожем ужасе. Мазур далеко не сразу сообразил, что странное костяное клацанье — это стук его собственных зубов. Впервые в жизни зубы по-настоящему стучали от страха.

Пытаясь пересилить себя, он крепче сжал испанскую винтовку, большим пальцем левой давил на переводчик огня, и без того стоявший в положении «очередями», давил, давил — с трудом опомнился, палец соскользнул, потная ладонь легла под цевье…

— Не смей… — прошептала Ольга. — Бросится…

Посередине реки четко угадывались изгибы огромного тела — змея лежала на воде, поворачивая голову механическими движениями подъемного крана. Мазур так и не понял, то ли это он оглох от страха, то ли вокруг и в самом деле воцарилась тишина, заткнулись обезьяны, умолкли кайманы, их отсвечивающих красным глаз вокруг уже не видно…

Нет, не оглох. Лесная живность и в самом деле умолкла — появилась владычица , метров пятнадцать скользкого ужаса. Это было неправильно, человек не должен такое видеть, оно обязано было вымереть в незапамятные времена, оставшись лишь персонажем сказок о драконах и царь-змеях… но гигантская анаконда выглядела насквозь реальной, она лениво извивалась посередине реки в скудном свете звезд. Быть может, яркий фонарь ей показался глазом то ли достойного противника, то ли добычи…

Сколько это продолжалось, неизвестно. Внезапно с середины реки покатились высокие волны, бурлящее храпение усилилось, и огромная змеища, вновь подняв голову над водой, поплыла прочь, с удивительной быстротой лавируя между корягами.

Они еще долго сидели неподвижно, как китайские болванчики. Потом раздался смущенный голос Кацубы:

— Никто в штаны не наделал?

Признаний не последовало — судя по отсутствию запаха, все обстояло не столь уж скверно. Только сейчас Мазур обнаружил, что Ольга мертвой хваткой сжала его правую руку повыше локтя. Осторожно пошевелился. Она не сразу разжала пальцы.

«Надо же, — подумал он. — А я ведь не верил Сеньору Мюнхгаузену. Выходит, и записные врали иногда рассказывают сущую правду…»

— Слыхал, — сказал очумелым голосом Фредди. — Но не видал ни разу.

— Аналогично, — отозвался Кацуба.

— Говорят, их до черта в северных болотах. Реки, должно быть, вздулись, вот и шлепает…

— И ведь никто не поверит… — заключила Ольга сокрушенно. — Я сама никогда не верила, как бы ни божились… Знаете, что-то мне не хочется плыть в темноте.

— Говорят, кроме анаконд, есть еще всякие чудища, — обрадовал Фредди. — Здоровые, зубастые…

Кацуба решительно направил лодку к берегу. Они плыли еще минут десять, прежде чем отыскали кусок относительно твердой земли, особенного оптимизма он не внушал, но от добра добра не ищут, может оказаться, что это и есть сущий оазис на фоне необозримых болот…

Распугивая какие-то неопознанные мохнатые клубки, шустро улепетнувшие в чащу, высадились на берег. Ноги по щиколотку тонули в противно проседавшей под подошвой массе — густая грязь, спутанная трава, опавшие листья… Надежно привязав лодку, взялись за работу.