– Однако ничего! – взорвался он. – Вы даже не представляете себе важности операции, которую провалили!
«Провалили»? Я, как ни старался, не смог сдержать улыбки. «Просрали» – так выразился бы его предшественник, полковник Линн.
Дасэр все еще изображал школьного учителя:
– Улыбки тут неуместны, Стоун. Да что вы, клянусь богом, о себе вообразили?
– Только одно – я человек, который хочет остаться в живых. Потому-то я и записал наш с вами разговор, мистер Фрэмптон.
Несколько секунд он молчал, переваривая услышанное. Ах да, магнитофонная пленка и фотографии. Должно быть, он вспомнил, почему я до сих пор жив. Однако переключатель в его мозгу был установлен скорее на передачу, чем на прием.
– Вы даже понятия не имеете, как вы напортачили. Американцы твердо велели сделать это сегодня. И я дал слово, что все будет сделано. По вашей милости, Стоун, в Центральной Америке возникнут серьезные осложнения. По вашей милости мы не сможем направить события в русло, благоприятное для Британии. – Тут он потыкал большим пальцем себе за спину, указывая на Редфорда. – Немедленно отправляйтесь с этим человеком, заберите пленки и прочие материалы, которые, как вы заявляете, накопились у вас в ходе операции, и я посмотрю, что можно предпринять для спасения вашей задницы.
– Я не могу этого сделать, сэр.
Дасэр остолбенел.
– «Не могу этого сделать, сэр»?
– Простите, мистер Фрэмптон, но мне нужна уверенность в том, что вы потом не передумаете на мой счет. Мне, видите ли, нравится жить. Я понимаю причины, по которым убили снайперов. И не хочу составить им компанию.
Дасэр присел на корточки, так что его глаза оказались вровень с моими. Он изо всех сил старался сдерживать ярость.
– Позвольте мне кое-что объяснить вам, Стоун. Ситуация в отделе переменилась. Мы формируем постоянный кадровый состав, и скоро все старье и гнилье окажется на помойке. Люди вроде вас просто перестанут существовать.
Дасэра трясло от злости. Он понял наконец, что я держу его за яйца. Резко встав, он вылетел из комнаты. Редфорд смерил меня угрожающим взглядом и последовал за ним.
Несколько минут спустя захлопали дверцы машины, дверь гаража поднялась, и «мерс» выкатил на улицу. Затем дверь снова ударила в пол, и Редфорд с Кроссовками вернулись.
Первый удар пришелся в грудь. Я сжался в комок, но сапог Редфорда с силой вдарил мне по бедру. К этому времени я уже прикрыл подбородок, стиснул зубы и плотно сжал веки. Сделать я ничего не мог, оставалось лишь принимать неизбежное, свернувшись, как ежик, и пытаясь защитить скованными руками лицо.
Они схватили меня за ноги и выволокли на середину комнаты. Я старался держать ноги по возможности согнутыми, не позволяя этой парочке растянуть меня так, чтобы живот и пах остались беззащитными. Я приоткрыл один глаз – как раз вовремя, чтобы увидеть, как «катерпиллар» врезается мне в ребра. Я еще ниже пригнул голову, и другой сапог двинул меня по заду. Боль была несусветная. Чтобы умерить ее, я попытался напрячь ягодичные мышцы, однако для этого мне пришлось немного распрямить ноги.
Сапог ударил под ложечку. Меня вырвало желчью, и едкий вкус во рту и носу был едва ли не мучительнее боли.
Было уже за полночь, я лежал скорчившись в углу. По крайней мере наручники с меня сняли. Свет был выключен, мерцал экран телевизора. Ближе к ночи эти двое поужинали пирогом и чипсами и заставили меня поползать по полу, вытирая мою блевотину старой газетой.
Редфорд спал на диване, Кроссовки бодрствовал – сидел развалясь в кресле и следил за тем, не надумаю ли я выкинуть какую-нибудь глупость.
Я вытянулся на полу, положил лицо на руки, закрыл глаза и попытался хоть ненадолго заснуть. Впрочем, ничего из этого не вышло: я не мог избавиться от мыслей о том, что будет дальше. Возможно, моя поездка на Бичи-Хед еще не снята с повестки дня – все зависит от Дасэра.
Я думал о Келли. С того времени как я начал работать над этим заданием, мы с ней ни разу не поговорили – я был слишком занят приготовлениями, а иногда попросту забывал.
Джош был прав, когда сказал, что после этого задания мне следует подать в отставку: девочке необходима стабильная, размеренная жизнь. Я просто воочию видел его наполовину мексиканскую, наполовину негритянскую обритую голову, видел, как он сердито хмурится, разговаривая со мной по телефону.
Кроме Келли, Джош был единственным небезразличным мне человеком. Будет ли ему не хватать меня или он просто разозлится, что мы с ним так и не закончили наше дело? А Келли? Для нее теперь началась новая жизнь. Быть может, пройдет несколько лет и она забудет своего бестолкового опекуна?
Читать дальше