Сэди Мэтьюс: Страсть после наступления темноты

Неделя первая

Город захватывает дух, простираясь за окнами такси, словно гигантский пейзаж, разворачиваемый невидимыми рабочими со сцены. В такси я спокойна, тиха и неприкосновенна. Просто наблюдатель. Но там, в горячей неподвижности июльского дня, Лондон энергично и быстро движется вперед: вдоль переулков движение перегружено, люди заполняют улицы, чтобы перейти дорогу каждый раз, когда меняются огни. Они везде: любого типа, возраста, размера и расы. Миллионы жизней разворачиваются в этот день и в этом месте. Масштаб всего этого подавляющий.

Что я сделала?

Проезжаем, огибая огромную зеленую зону, заполненную сотнями любителей позагорать – мне почему-то кажется, что это Гайд-парк. Однажды отец сказал мне, что Гайд-парк больше, чем Монако. Только представьте. Монако может быть маленьким государством, но всё же. Мысль заставляет меня дрожать, и я понимаю, что напугана. Странно, никогда не считала себя трусихой.

Любой бы на моем месте нервничал , говорю я себе. Неудивительно, что моя уверенность испарилась куда-то, особенно после всего, что произошло в последнее время. Знакомое мерзкое чувство крутится в моем животе, но я заглушаю его.

Не сегодня. Мне и так о многом нужно подумать. Кроме того, я уже достаточно думала и плакала. Это и есть причина, по которой я здесь.

- Почти приехали, солнышко, - раздается голос внезапно, и я понимаю, что это говорит таксист искаженным интеркомом голосом.

Я вижу, что он наблюдает за мной в зеркале заднего вида.

- Я знаю короткую дорогу отсюда, - говорит он, - и нет необходимости волноваться об этом движении.

- Спасибо, - говорю я, хотя ничего другого и не ожидала от лондонских таксистов, ведь они славятся своим знанием улиц города, вот поэтому-то и решила разориться на такси вместо того, чтобы мучиться в метро. У меня не так много багажа, но всё же меня не радовала идея о том, что в такую жару придется стаскивать и затаскивать сумки из одного вагона в другой, а также по эскалаторам. Интересно, оценивал ли меня водитель, пытаясь угадать, что же такая молодая и простая девушка делает в таком престижном районе; простая девчонка в цветастом платье, красном жакете и сандалиях, с солнцезащитными очками в волосах и связанным "конским хвостиком" с прядями, выбившимися из него.

- В первый раз в Лондоне, да? - спрашивает он, улыбаясь мне в зеркало.

- Да, - отвечаю я.

Это не совсем правда .Я была здесь однажды совсем девочкой на Рождество с моими родителями и отчетливо помню шумные толпы в огромных магазинах с ярко освещенными окнами, Санту, чьи нейлоновые брюки потрескивали, когда я сидела у него на коленях, и чья искусственная белая борода мягко царапала меня на щеке. Но я не испытываю желание заводить беседу с водителем, так или иначе, город так же хорош, когда предстает передо мной в полной неизвестности .Впервые за все время я приехала сюда одна.

- Одна? - спрашивает таксист, отчего я чувствую себя неловко, даже при том, что он хочет быть приветливым.

- Нет, я остаюсь со своей тетей, - отвечаю я, снова солгав.

Он кивает. Мы удаляемся от парка, лавируя между автобусами и автомобилями, проносясь мимо велосипедистов, огибая быстро углы и пролетая через светофор. Потом мы сворачиваем с оживленных главных дорог на узкие улицы с высокими кирпичными и каменными особняками и высокими окнами, глянцевыми парадными дверьми, сияющими черными перилами, и наружными горшками на окнах, заполненными яркими цветами. Повсюду чувствуются немалые деньги, не только от дорогих автомобилей, припаркованных на обочинах, но и в отлично сохранившихся зданиях, чистых тротуарах, горничных, закрывающих занавески.

- Ваша тетя всё делает правильно, - шутит водитель, и мы поворачиваем на небольшую улицу, а затем на улицу еще меньше. - Это стоит пенс или два, чтобы жить здесь.

Я смеюсь, но не отвечаю, не зная, что сказать. С одной стороны улицы находятся конюшни, реконструированные в мгновение, но, несомненно, являющиеся высокими дорогими домами, а на другой – большой многоквартирный дом, заполняющий большую часть пространства, возвышаясь, по крайней мере, в шесть этажей. На мой взгляд, он был построен в 1930-х годах: на сером фоне выделяются большие стеклянные двери цвета грецкого ореха. Водитель подъезжает к нему и говорит:

- Прибыли. Рэндольф Гарденс.

Я взглянула на камни и асфальт.