Вячеслав Денисов - Тюремный романс

Собрав все силы, Антон вытолкнул Пащенко из машины. Тот был без сознания и сейчас, словно бесформенный куль, катился под откос. Подальше от машины…

Дверь была открыта, поэтому звук второго выстрела прозвучал не как треск, а как резкий хлопок. На бересту березы, что обнимал Зелинский, вырвалось красное облако… Кровь была похожа на пыль всего мгновение. Потом, когда она стала стекать по стволу вслед за Зелинским, превратилась в то, чем всегда была. В жидкость…

Струге перевел взгляд на дорогу. Сквозь разбитое окно, в десяти метрах от него, виднелся стрелок из «Форда». Он стоял над ним как изваяние. Убедившись в том, что человек на опушке леса уже никуда и никогда не побежит, он повернул голову в сторону судьи. Сквозь прорезь на черной шапочке стоял и смотрел на Антона ленивым взглядом.

Этот взгляд был столь безразличен, что Струге даже показалось, что этого, в маске, разбудили уже после того, как «Волга» слетела с дороги.

Подняв автомат, человек из «Форда» направил его в сторону судьи. Струге уже не видел автомата. Лишь торчащий из-под ладоней киллера магазин и черный, словно прищур смерти, дульный срез ствола автомата.

– Ну, вот и все… – прошептал Струге. – Отсудился…

За Пащенко он не боялся. Вадима стрелок не видел, а сам зампрокурора не предпринимал никаких усилий для того, чтобы это произошло.

Антон не отводил взгляд. Он всегда хотел понять, о чем думает человек, смотрящий в бездну. И сейчас возможность получить ответ на этот вопрос ему представилась.

Человек, если у него хватает дерзости смотреть в одиноко чернеющий глаз своей смерти, не думает ни о чем. И ничего не вспоминает, как уверяют многие. Это ложь. Не проносится перед его глазами вся жизнь, не припоминаются самые счастливые дни. Отступает и боль за близких. Все, что можно было для них сделать, нужно было делать до этого момента. Потому что потом человек, смотрящий в одиноко чернеющий глаз своей смерти, не думает ни о чем.

Автомат опустился…

Человек в маске еще раз посмотрел в глаза Струге, развернулся и сел на свое место в «Форде». И все то время, пока ползло вверх автоматически поднимаемое стекло, он не отрывал взгляда от судьи.

Вытолкнув свое тяжелое тело из-за выгнутого после удара руля, Антон вывалился в пыльную траву и посмотрел на небо. В нем, уже начинающем синеть, бельмом висел негатив глаза смерти. Белый зрачок с черным белком. Он на секунду исчезал, но снова появлялся, когда Антон останавливал взгляд.

Рольф не вышел из машины и не помог хозяину прийти в себя. Рольф был мертв. В отличие от людей, он не знал, что, когда в окне впереди идущего автомобиля появляется автомат, нужно пригибать морду к лапам. Он прожил на этой земле два года и теперь ушел. Все псы попадают в рай. Все, потому что ни один из них не менял по своей воле ни хозяина, ни конуру.

Дотянувшись до лапы собаки, Антон слегка дернул ее на себя.

Подождал и дернул еще раз.

– Рольф… – прошептал он точно так же, как несколько минут звал Пащенко.

И дернул еще раз.

И еще.

Пес лежал на сиденье, приоткрыв пасть. Его набухшая влагой шерсть и окровавленные клыки заставили судью побледнеть. Рольф был мертв.

А дома Саша сейчас варит ему кашу с тушенкой…

Не выдержав, Струге уткнулся в порог двери машины и беззвучно заплакал. Впервые за те пятнадцать лет, которые прошли со дня смерти матери.

Он закопал собаку там же, в лесу, за два шага до опушки и в ста метрах от тела Зелинского. Закопал и забросал прошлогодней листвой едва заметный холмик за десять или пятнадцать минут до приезда бригады из областной прокуратуры. Вскоре подъехали и оперативники из ГУВД. И уже потом – «Скорая».

– Это хорошо, что судья мимо на автобусе проезжал, – пояснял Пащенко, кивая разбитой головой в сторону сидящего чуть поодаль Струге. – А я сотовый, как на грех, в кабинете забыл. И не известно, сколько еще пришлось бы на дороге куковать.

Впрочем, на этом объяснения и закончились. Начались пояснения по причинам и версиям, закончившиеся распоряжениями. Темно-зеленый «Форд» без регистрационных номеров, марку которого было трудно вспомнить. Мужчина в черном свитере и почти белых от старости джинсах, ростом около ста семидесяти пяти сантиметров, да десяток гильз, рассыпанных по дороге. Вот все, на чем приходилось основываться, обозначая принцип поиска. И, конечно, Гонов.

Это первое, что заявил Вадим, едва завидев приблизившихся своих подчиненных. И Пащенко еще не успел толком пояснить, чье безвольное тело лежит на опушке леса, как к месту жительства младшего сержанта Гонова уже выехали оперативники из Центрального РОВД.