Вячеслав Денисов - Тюремный романс

Пермяков и сейчас не понимал, зачем кому-то понадобилось подставлять его под удар. Если это со стороны Кускова, тогда зачем им это нужно? Он и так предоставил для суда все, что нужно было судье для освобождения Штуки. В дело подшил документ, утаивать который не имел права, – результат баллистической экспертизы. Тот самый, прямо указывающий на то, что огонь по «Мерседесу» Кускова велся с расстояния менее чем в один метр. Это не доказывает ложь сержантов, но и не подтверждает факта того, что это была принудительная остановка потерявшего контроль над ситуацией водителя. А автомат – это вообще смех.

Кусков не помнит, что с ним было в тот вечер и последующую ночь. Это, разумеется, не алиби, но нет и подтверждения того, что стрелял он. Девчонка из стриптиза подтвердила, что он весь вечер сидел в кабаке, пил без меры, а почти всю ночь был с ней. Сам Кусков подверждает это частично, так как опять же ничего не помнит. Только теперь это лучшее подтверждение того, что он не лжет. Одно дело – не помнить, как ты стрелял в Эфиопа, и совсем другое – не помнить подробностей своего настоящего алиби. Судья Левенец это также понял, честь ему и хвала.

«Бройлерный» следователь из РОВД от пассивной голодовки отощал до того, что на него без боли нельзя было смотреть. Гаишник, напротив, сбрасывать вес не собирался. Он был в СИЗО уже месяц и, как он сам признавался, потяжелел за это время кило на пять.

Наплевать на все было лишь тучному дядьке. Пермяков пытался первое время на глаз определить его возраст, но вскоре бросил это занятие как бесперспективное. Через два дня совместного пребывания он не выдержал и нарушил известный ему порядок. Известный, конечно, понаслышке. Никогда не лезь ни к кому в камере с расспросами и не интересуйся свыше того, о чем тебе уже рассказали. Подобные расспросы в камерах никогда не поощряются и наталкивают сокамерников на определенные размышления. Однако к исходу второго дня Пермяков не выдержал. Долежавшись на нарах до того, что затекла и онемела спина, он сел и стал с хрустом разминать плечи.

Толстяк по-прежнему лежал и всем своим видом напоминал не арестанта, а часть интерьера. Подойдя, Александр присел на нары напротив, сунул в рот сигарету.

– Поговорить хочешь? – услышал он сквозь пелену вырвавшегося на волю дымка.

– Неплохо было бы, – согласился Пермяков. – Мылом, пока мне не передали, вашим пользовался. Сигареты, пока мне не передали, ваши курил. И чай крепкий, пока свой не получил, ваш пользовал. Знаю, что зовут Германом Ивановичем, что на конвой с прибором кладете и что биографией Пушкина, судя по книге, увлечены. Не так мало для мимолетного знакомства, но ничтожно для совместного пребывания за решеткой. Да еще у меня такое всепобеждающее чувство, что вы из тех, на кого можно положиться. Во всяком случае… – Он понизил голос и скосил взгляд в сторону. – Во всяком случае…

– Во всяком случае – тут, – помог ему тучный.

Посмотрев на Пермякова поверх очков, снял их и отложил в сторону книгу с известным всему миру и выдавленным на обложке профилем с бакенбардами.

– Начальник Вереснянского областного ГУВД, генерал-майор милиции Гросс Герман Иванович, к вашим услугам. Оборотень в погонах, масштабный растратчик, организатор преступного сообщества.

– Это круто, товарищ генерал-майор, – согласился Пермяков.

– Согласен. А вы, подполковник юстиции, как понимаю, всего-то мелкий взяточник?

– Почему мелкий? Я домами беру.

– Мелко плаваешь, – рецензировал моральный облик сотрудника прокуратуры генерал.

– Здесь не Вереснянск, – возразил Пермяков. – Не развернешься.

– А свинья, подполковник, везде грязь найдет.

– Было дело, – согласился Александр.

– Было или будет?

– Уже есть.

– Это плохо. – Сев на нары, Гросс вынул из кармана спортивной куртки пачку «Собрания». – Кто подставил – знаешь?

– Пытаюсь понять. – Сашка потряс сигаретой над пепельницей генерала. – Но не понимаю… А вас куда потом? На этап?

Генерал посмотрел на Пермякова, как на слабоумного.

– Какой этап, подполковник? Дня через два-три выпустят и на пенсию отправят. Думаешь, ты тут главный оборотень? Главный оборотень здесь – я. А вообще запомни, Пермяков, при постоянной работе в сети всегда попадает тот, кто нужен, а при массовом забое – кто под ногами мешается. Это все история, Пермяков: «враги народа», «оборотни в халатах», «оборотни в погонах»… Из одной оперы. И посадить толком ума не хватает, и извиниться чести у них нет. Только карьеры, как косой, выкашивают, суки. Лучше бы они в месяц по три – да тех самых, чем за день пятьдесят, из которых тех самых – ноль целых пять сотых…