Вячеслав Денисов - Тюремный романс

Вот так иногда переплетаются судьбы людей, не встречавшихся никогда ранее. И может ли теперь Струге сомневаться в том, что это не автономные вспышки вулканов Курильской гряды, а цепь событий, скованных между собой крепкими звеньями? Глупо сомневаться. Это как не верить сейчас в то, что Рольф, подняв лапу, орошает основание куста черемухи.

– Пащенко… – бросил Антон, едва успев вернуться домой и снять трубку. С давних пор эти люди не здоровались друг с другом при телефонных разговорах, потому что очень трудно было понять, когда их день начинается, а когда заканчивается. Отсутствие привычки прощаться вечером и здороваться утром – первый признак крепкой мужской дружбы. – Пащенко, нужно срочно поговорить с Сашкой. Мы это сделать не сможем, поэтому необходимо продумать варианты.

– Не нужно ничего продумывать, – отрезал Вадим. – Завтра утром на тюрьму по своему делу едет Быков.

Стабильная практика. Антон сам когда-то был «важняком». Едешь к одному, а потом, пользуясь хорошим к тебе отношением оперов СИЗО, вызываешь того, на право разговора с которым у тебя нет допуска. Бывает…

– Быков вчера стоматологические клиники шерстил, – продолжил Пащенко.

– Искал мастера, который ему на дому коренной зуб вместо резца ставил?

– Нет. На берегу, где утопили тело Рожина, он клык нашел. Точнее – его золотой заместитель. С золотом работают немногие из мастеров, поэтому смысл шерстить есть.

– В Тернове золотые зубы вставляют с момента основания города. Он что, всех прорабатывать будет?

– Нет, – возразил Вадим. – Только тех, кто вставлял зубы не более шести месяцев назад.

– Ты Сашке «переброс» делал? – помолчав, спросил Антон.

– Два часа назад отвез. Блок «Кэмел», как обычно, блок его «Винстона», консервов разных, колбаски, минералки… Слушай, Струге, я верю опыту Сашки. Если так, то как в машину Штуки попал автомат?

Антон усмехнулся и напомнил заместителю прокурора истину, которую вбивают в голову молодых следователей закрепленные за ними старшие товарищи: если что-то случилось, то ищи того, кому это нужно.

– Так кому это нужно, Пащенко?

– Есть тема, но она безумна. Эфиоп и Локомотив находятся… Точнее, находились в состоянии постоянной вражды. Ефиков – выскочка, приезжий из центральной части России. Яша Локомотив – коренняк терновский. Как поделить двоим антиподам игорный бизнес? После появления Эфиопа доходы Яши стали напоминать мелочь в кепке нищего, сидящего на ступенях крыльца национального банка. Смерть Эфиопа на данный момент нужна была только Локомотиву.

– Так в чем же безумие темы? – переспросил Антон Павлович, не забывая, как Пащенко окрестил свою версию.

– В том, что Штука – один из близких друзей Яши. Я порасспрашивал всуе у Земцова – он меня немного проконсультировал. Штука и Локомотив – кореша до гроба. Правда, как и со всеми яркими людьми, с ними случаются небольшие заскоки. Например, им категорически не рекомендуется употреблять спиртные напитки в одной компании. В принципе им вообще не рекомендуется употреблять, так как после этого с их крыш мгновенно срывает шифер и они начинают совершать поступки, на которые не решились бы в трезвом виде даже под пытками. Если вспомнить последнюю совместную пьянку Кускова и Локомотива, то она закончилась армрестлингом, разгромом ресторана и мордобоем. Они, как обычно, поссорились, после чего Яша со всей братвой убыл на остров праздновать очередной день рождения, а Виталька Кусков остался в городе. Кстати, это было как раз перед той самой ночью, когда Штука таранил «Центральный», а менты нашли у него автомат. У Локомотива и его людей по убийству Ефикова алиби даже не бетонное, а железобетонное. Вот такая грустная история. Однако Земцов уверяет, что подобная ссора не могла подвигнуть Локомотива на подставу Кускова. Таких стычек у них было многое множество.

– Может, терпение у человека закончилось? – предположил Струге.

– Ну, это же не решение проблемы, Антон?

– Кто менты?

– В смысле? – не понял Вадим.

– Я спрашиваю – кто те менты, которые задержали Кускова и обнаружили в багажнике его «Мерседеса» автомат?

– Зелинский и Гонов. Два сержанта из Центрального ОВО; первый в органах девять лет, второй – шесть.

Александр Зелинский выехал на смену, тая в душе злость и горечь от насмешек коллег. Фонарь под глазом и разодранные запястья рук, спрятать которые, в отличие от кровоподтеков на теле, было невозможно, стали предметом обязательного обсуждения перед выездом.