Сергей Разбоев - Воспитанник Шао. Том 4. Праведный Дух Абсолюта

— Что ты мне, любимая и уважаемая дура, втюхиваешь одно и тоже: враги, враги, кругом враги. Не растряхивай при мне свои театральные психи. Не ори, и не бери на гоп. Сколько мы уже ликвидировали вполне нормальных чиновников. Они старались, холуйствовали, на коленях ползали передо мной, жён своих предлагали. Что тебе мало? Непонятно. Зачем убивать раба, когда он кроток, послушен, холуйственен. Что ты хочешь? Эти холуи и на тебя работать будут, также, как на меня. Зачем обескровливать, обесцвечивать нацию, и то же рабское, холуйское чиновничество? Что и кто останется в Политбюро, ЦК партии? Полные холопские бездари? Ползующие, пресмыкающиеся, которые только и требуют пожрать, украсть. Работать кто будет? Я? Ты?

Наступила неприятная тишина.

Красная, надутая от своего праведного, но лицемерного негодования, стареющая артистка, в свои шестьдесят два года, мадам Мао, презрительно надувалась и активно фыркала. Несколько слоёв пудры не скрывали её вздувшиеся синие вены.

— Хорошо, хоть по-доброму, не злобно обругал. Но ты больше слушай этого хитрого отщепенца Дэна, этого коротышку-буржуа. Капиталист самый настоящий. Это в наших-то партийных, сплочённых рядах. Куда партия катится? Все об американских деньгах мечтают. А наши деньги, что? Фантики? Страна превратится в придаток Америки. Китайцы в нуворишей и развратившихся буржуа. А враг тебе не только свою жену предложит, но и всё, что при нём имеется. Всё для победы над нами.

Мао помахал перед собой.

— Не гони тошнотворную истерику. Это бедные и слабые придаток Америки. Да и, по-моему, мнению тоже, Дэн — это собачья голова, рогатое чудовище. Но пора, давно пора, надо поднимать страну. За четверть века мы ненамного поднялись. Надо дать большую свободу и крестьянину, и рабочему, и учёному. Что тут думать, надо переворошить кадры, не надо расстрелов. В отставку тех, кто не справился с обязанностями.

— А Дэна?

— Надо подумать.

— Он по тебе памяти никакой не оставит, а я грандиозные митинги постоянно буду проводить.

— Это хорошо на словах и для самой идеи. Но, пока страна не поднимется на уровень развитой страны, народ будет плевать на мою могилу.

— У тебя будет не могила, мавзолей: лучший в мире.

— Не важно, как звать твоё собственное последнее пристанище, смысл то тот же.

— Куда прикажешь пристроить твоего племянника?

— Он не пропадёт. Но он любит давать советы. Быть советником в политике его хобби.

— Я его сделаю премьером.

— Зачем? Из-за спинки стула, его никто не увидит. Его место рядом со спинкой стула.

Мадам язвительно улыбнулась. Ярко накрашенные губы расширились в радостной догадке.

— Он хорошо с нами работал.

— Главное, верно. Никогда не предавал.

— Ещё бы, он ведь твой родственник.

— Иногда родня опаснее врага.

— А если его куратором поставить над всеми спецслужбами?

— Можно и это. Но понимаешь, его рост метр тридцать восемь. Как у Ежова, главного опричника при Сталине. Его не будут принимать в серьёз. Да, и ему скоро восемьдесят. В эти годы болезни валятся на тебя, как холера на средневековый город. Невидимым, тайным советником — это его амплуа, как говорят спортсмены на западе. Кто у них такие словечки придумывает? Вроде не понятно, но понимаемо. Слушай, ты играй умно и интересно с Дэном в политических противников, а я со стороны посмотрю. Так яснее видится. При тебе мощный государственный, пропагандистский аппарат. Работай.

— Мне нужны спецслужбы.

— Рановато. Пока я жив, они будут только мне подчиняться.

Холопы, как ты говоришь. Они тоже думать умеют. А злить их очень опасно. Все перевороты начинаются с личной охраны. Вбей себе это лично в голову, мадам жена.

— Особенно, твой личный телохранитель Ван Дунсин.

— И он тоже. Меня он полностью удовлетворяет.

— А генеральчик этот, маленький, Чу?

— Это моё доверенное лицо, друг, соратник с первых дней.

— И я друг, соратник.

— Правильно. Но ты жена. Ты, по определению, обязана быть верной спутницей и другом. Каждая жена должна быть верной спутницей политика. Это опасное сотрудничество для жизни и семьи женщины. Но, без этого никак.

— А другие твои жёны? Отрекись от них.

— Зачем бучу поднимать? Какое тебе дело до них? Никто уже и не помнит о них, а ты всё хочешь поднять на волны любопытства и сплетен для толпы. Тебе же тоже достанется порция гадости от народных острословов.

— Я не боюсь.

— Что? Головы будешь рубить?

— Не только.

— Дура. Народ не переживёшь, а хвост обломаешь.