Сергей Зверев - Принцип мести

Китаец тут же закивал головой и начал жонглировать экзотическими названиями кулинарных изысков, из которых я разобрал не больше двух-трех – мясо по-пекински и рисовые шарики, залитые молоком.

– Короче, – сказал я. – Ничего этого нам не надо.

– Да, – подтвердил Игнатий, – жареную саранчу мы в пищу не употребляем.

– Сито вы хотели бы? – с настороженной вежливостью поинтересовался официант.

– Я хочу рождественскую индейку, а мой друг – настоящую кулебяку.

– Но мы есть китайская кухня, – с ноткой недовольства в голосе промяукал официант.

– Чего ты таращишь на меня свои узкие глаза-щелочки? – делано возмутился я. – Пока не принесут моему другу кулебяку, настоящую кулебяку, мы отсюда не уйдем.

– Дай я ему вмажу, – вдруг загорелся Игнатий и поднялся из-за стола. По самым скромным прикидкам, он был на две головы выше и в три раза шире бедного официанта. Но тот оказался чрезвычайно вертлявым типом. Игнатий рубанул воздух ребром ладони, затем мощным бивневым ударом кулака поддел китайца снизу, скользнув по его плоской грудной клетке. Впрочем, этого оказалось достаточно, чтобы официант, сделав тройной тулуп, протаранил своим полудетским тельцем столик на две персоны и, держась за поясницу, бросился наутек. Тотчас, словно по команде, из-за перегородки, отделявшей варочный цех от зала, высыпали поварята. Они были одеты в кимоно, очевидно, заменявшее им кухонную спецодежду. Предводительствуемые невысоким, но устрашающе мускулистым «банзайкой», они построились четырехугольником, приняли боевые стойки и, как на тренировке, пошли в атаку.

Первым, получив удар ногой в грудь, проломил бамбуковую ширму «банзайка»: он был очень сильным, но, как в известном анекдоте, очень легким. За ним отправился его ученик. Довершил дело, начатое своими предшественниками, поваренок, вооруженный скалкой, – он окончательно доломал сооружение из стволов зонтичной сосны. Очевидно, Игнатию было все равно, кто перед ним: китайцы, корейцы, ханты, манси, селькупы или коми-зыряне – он крушил всех подряд.

– У-у, нехристи, – мычал он. – Это вам не лейб-гвардии конно-пионерский эскадрон.

Он, как былинный витязь, расшвыривал «поганых» (от латинского paganus – «язычник») до тех пор, пока они не разбежались в разные стороны и не попрятались по углам за ширмами из шелка и бамбука. Я даже не успел подключиться к групповому поединку, хотя в драке, скажу без лишней скромности, очень неудобен: об меня можно сильно ушибиться и даже что-нибудь сломать. Но самое главное, конечно, было впереди. К нам вышел директор ресторана, некто Су Кин Вон, если я правильно разобрал его имя, и на удивление вежливо поинтересовался целью нашего визита.

– Мы пришли покушать, – сказал Игнатий, разминая ушибленные костяшки пальцев.

– Это не лэкет? – продолжал выспрашивать директор озабоченно.

– Нет, что вы, – успокоил его я. – Мы этим не занимаемся.

– У нас уже есть своя...клыша, – с усилием произнес он, видимо, припоминая забытое слово.

– Нет, мы не крыша. И, собственно, зашли к вам случайно. Извините, если что не так, – переминаясь с ноги на ногу, вдруг завиноватился Игнатий.

– У меня для вас есть пледлозение, – сказал хозяин. – Если вы или длуг, с котолым васа плисла, побьет моего сеф-повала – мы колмим вас без денег. Если он побьет – вы даете мне денег за поломанные этазелки. Хотите такой уговол?

– Мы согласны. Начнем с меня, – опередив Игнатия, принял вызов я.

В центр зала вышел крепко сбитый китаец в черных штанах свободного покроя и рубашке цвета бычьей крови. Он был бос. Я тоже снял обувь и для профилактики пошевелил пальцами. Как видно, это не сломило моего противника морально: он решил воздействовать на мою психику демонстрацией своих физических возможностей – ударом «пяткой сверху» сокрушил сосуд, стоявший на полутораметровом столбике, по-видимому, парную вазу формы «Фюзо». Я отметил это чисто автоматически, вслух же произнес нечто более уместное в данной ситуации:

– Такие горшки мы разбивали на тренировках голыми руками.

Обменявшись любезностями, мы сошлись на дистанции ближнего боя. Конечно, я сильно волновался: передо мной был, вне всяких сомнений, опытный мастер; его бесстрастная манера отслеживать перемещения противника, реагировать на ложные выпады и отвлекающие маневры, «полусонные», словно в нирване, движения, притупляли бдительность. В считаные секунды я поплатился: за плавными колебаниями его рук просмотрел стремительный удар ногой в солнечное сплетение, затем, едва успев пригнуться, по касательной ощутил мощь его кругового удара. Это несколько взбодрило меня и помогло избавиться от лишней робости: теперь вопреки его явно обозначившемуся преимуществу я почувствовал себя намного свободнее и даже достал его в висок «клювом журавля» – клювообразно изогнутой ладонью. Он помотал головой и, кажется, «проснулся»; выглянул из нирваны, плюнув тем самым на возможность вырваться из оков роковой сансары – мучительной цепи, неотвратимо влекущей все живое от перерождения к перерождению по стезе страданий. Я его, кажется, разозлил, а это ничего хорошего не предвещало. Тут мне очень кстати вспомнился старый суворовский принцип: удивить – победить. Не имея шансов превзойти своего соперника в технике ведения боя, я решил использовать подручные средства – схватил стоявший на столе стаканчик с рисовыми палочками и швырнул его в голову шеф-повара. Воспользовавшись его секундным замешательством, я провел хук справа и уложил «сансея» на пол. Возможно, мой боевой стиль выглядел не слишком кинематографично: шеф-повар хрюкнул и, настигнутый роковой сансарой, начал размазывать по гладким доскам пола кровавые сопли, не делая при этом попыток вновь утвердиться на ногах. Он представлял собой малоназидательное зрелище. Я посчитал поединок завершившимся и сказал: