– Но свобода останется, так?
– Пожалуй, что так.
– А свобода чревата бунтом. Мы почему-то называем точкой отсчета грехопадение Адама. Но восстание Люцифера, самого сильного из ангелов, было прежде. И именно оно предопределило грехопадение и всю человеческую историю. Люцифер создал пространство, в котором человек реализует свое право на свободу. И самый трудноразрешимый вопрос религии вовсе не в том, почему согрешил Адам, а почему восстал князь Света. Библия не дает на него ответа. Да, он захотел быть превыше Бога. Но почему захотел? Да, он порицал Бога? Но что заставило его порицать? Все свидетельствует о том, что по достижении Царства Божия и воцарения космической гармонии или чего там еще опять появится некто подобный Люциферу и начнет бунтовать против устоявшегося порядка. Это неизбежное следствие несотворенной свободы. А поскольку отрицание Бога как следствие свободного волеизъявления ведет к новой «порче» и распространению зла, то зло неистребимо, как неистребима свобода. Я вновь возвращаюсь к выводу, что дьявол – это полюс свободы.
– После победы света над тьмой никто не восхочет такой свободы, – устало проговорил Игнатий. – Злые духи перестанут упорствовать в злобе своей, и полнота образа Божия коснется их. Мы не знаем ничего о временах и сроках, не ведаем, как это будет. Замыслы Божии непрозрачны для нас, как и сам Его образ. Говоря словами апостола, мы видим Бога как бы сквозь тусклое стекло. Но надо верить, и Царство Божие не замедлит явиться.
В итоге мы пришли к тому, что ни к чему не пришли. Игнатию не удалось рассеять мои сомнения, мне – эти сомнения разрешить, мы, говоря языком дипломатии, лишь уточнили позиции сторон. Можно было только робко предположить, что Бог – авгур, он не спешит явить себя миру, присутствуя в нем, по выражению одного философа, инкогнито, а свобода – кровообращение Бога. В такого Бога, не абсолютного, но вечно стремящегося к полноте и совершенству и временами достигающего своей цели, верилось легко.
Мне не хотелось трезветь. Мне было хорошо, как бывает хорошо и спокойно не с грозным Богом Универзуса, а с уютным розановским «Богом гнездышка». Но я знал: неотвратимо наступит утро, и будет оно подобно утру после апокалипсиса, пережитому мной однажды на плоту в открытом море, и грядут новые испытания, которые я преодолею или не смогу преодолеть, и будет конец и начало чего-то нового. Наверное, Игнатий испытывал нечто подобное.
За окном раздались приглушенные аплодисменты: хлопая крыльями, с крыши храма взлетела стая голубей. И вдруг я понял: пока мы философствовали и пили водку, утро уже наступило .
* * *
Прошло два месяца. Все это время мы с Игнатием под квалифицированным присмотром сотрудников ФСБ отрабатывали соответствующие легенды и усиленно готовились к предстоящей операции. Пытаясь убедить себя в необходимости и неизбежности такого поворота событий, знаменовавшего собой коренной перелом в моей судьбе, я повторял про себя как заклинание: ты должен сделать это, ты должен сделать это... Ты и только ты, никто, кроме тебя. Это все равно что выбирать жену или профессию – если упустишь момент, то эта женщина или эта профессия будет для тебя навсегда потеряна, она не будет твоей. А значит, жизнь твоя пойдет по ложному пути. Возможно, это была не лучшая формула самовнушения, но она помогала мне создать необходимый настрой. Игнатий относился ко всему с философским спокойствием: за каждым фактом он был склонен видеть явление, за явлением – тенденцию и за всей совокупностью фактов, явлений и тенденций – промысел Божий. Это была весьма удобная позиция на все случаи жизни. Конечно, он очень переживал, что ему на какое-то время придется оставить службу в храме, но с этим неизбежным злом легко мирился, поскольку собирался вернуться в лоно церкви при первом же удобном случае.
Жили мы на квартире в заброшенном аварийном доме, который по всем канонам и законам физики должен был превратиться в руины еще четверть века назад, но другого, более благоустроенного жилья «контора» предложить нам не могла, дабы наш имидж безработных лоботрясов не пострадал. Надо отдать должное, «ксивы» нам сделали исправные, ни один паспортный стол и ни одна таможня не усмотрела бы в наших новых паспортинах липу. Под стать бомжующим полуинтеллигентам, коими мы являлись, была и наша экипировка. Я как бывший военнослужащий, выгнанный из армии «за систематическое пьянство», как именуют армейские бюрократы этот стихийный процесс, ходил в форменной куртке с эмблемой РХБЗ, на которой было изображено шестигранное бензольное кольцо с элементами радиоактивного распада. На фоне бензольного кольца в потоках ионизирующих излучений красного цвета была отчетливо видна зловещая фигура ворона... Для полноты впечатления мне не хватало справочника мародера под мышкой. Игнатий ходил в рабочей спецовке и широких матросских штанах. Он был патриотом российской глубинки, о чем свидетельствовал неизвестно где добытый им нарукавный знак – герб города Харовска, заслуживающий отдельного описания: в верхней его части на голубом фоне присутствовала ель и циркулярная пила, чуть ниже – контуры заводского здания, символизирующего развитие деревообрабатывающей промышленности. По легенде, Игнатий был типичным неудачником: отслужив срочную, подался на заработки в районе крайнего Севера, прогорел, вернулся и устроился, по его словам, в спецподразделение трамвайного депо, откуда был уволен за прогулы и ярко выраженную склонность к тунеядству.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу