Товарищ одобрительно усмехается: «Молодец».
«Ты о моем аппетите?»
«Я о твоем умении не заходить дальше определенной черты. – Он рассекает воздух ладонью. – Ты вовремя почувствовал, что тема стала слишком скользкой, и остановился. Сам, повинуясь инстинкту самосохранения, что особенно ценно. Не дожидаясь, пока тебя остановят другие».
«Честно говоря, – признаюсь я, – язык так и чешется. Но я думаю, что иногда уместней прикусить чересчур болтливый язык, чем давать ему волю. И, – я тянусь к бутылке с остатками водки, – меня уже не так подмывает написать роман про спецназ ГРУ. Есть множество других тем».
«Оставь это. – Его рука властно ложится на мою, вынуждая ее отпустить бутылочное горлышко. – О некоторых вещах лучше говорить на трезвую голову».
«О каких? – фальшиво удивляюсь я. Мне все-таки ужасно хочется услышать какую-нибудь подлинную историю из уст ее участника. И хочется, и колется, и мама не велит, как дразнились в моем детстве. Как правило, любопытство всегда побеждало страх, и вряд ли что-то с тех пор изменилось. – О каких вещах?» – повторяю я свой вопрос, уже сознавая, что попался на удочку.
«О многих, – отвечает он. – О башмаках, о кораблях, о сургучных печатях, о капусте и королях».
«Погоди-погоди, – бормочу я. – Где-то я уже это слышал…»
«Ты не мог этого слышать, потому что ты первый, кому я это расскажу», – возражает товарищ.
«О королях и капусте? Звучит как-то неактуально».
«Пусть будут генералы и капуста, – легко соглашается он. – Зеленая такая капуста, хрустящая, заморская, смекаешь, о чем я толкую? Зато генералы отечественные, при лампасах, с кокардами на всю фуражку».
«Мордастые», – вырывается у меня.
«Да, пожалуй, что мордастые, – кивает после недолгого колебания мой товарищ. Прежде чем продолжить, он захлопывает раскрытый мною блокнот, отбирает у меня ручку и протискивает ее в бутылочное горлышко, от греха подальше. – Записывать ничего не надо. Просто слушай и запоминай. И учти, если вдруг надумаешь использовать мою историю в качестве сюжета для книги, то не дай бог тебе привести реальные фамилии, даты, ссылки на мою настоящую биографию. Иначе…»
«Скрученные яйца?» – предполагаю я без особого энтузиазма.
«Нет, брат. – Товарищ подавляет зевок. – Одними яйцами в случае чего не отделаешься. Не забывай об этом, когда книжку писать будешь. Очень прошу тебя, Серега».
С этим дружеским напутствием, до сих пор звучащим в ушах, я и приступаю к своему повествованию.
Мне могут сказать: врешь, писатель, не было и нет тех личностей, которых ты поселил на этих страницах. Я с радостью соглашусь: разумеется. Все, что вы здесь прочтете, лишь плод моего воображения. Я готов на каждом перекрестке твердить, что в этой книге нет ни слова правды, ни голой, ни чистой, никакой.
Зато есть в ней ответ на поставленный мне вопрос: способен ли человек избежать уготованной ему смерти? Выслушав историю своего товарища, я пришел к выводу, что да, способен, хотя далеко не каждый.
А так оно или не так на самом деле, решать не мне.
Подъезд сиял чистотой. На лестничной площадке, куда вознесся бесшумный лифт, не было ни соринки. Никто здесь не плевал на пол, не бросал окурки и не пачкал стены, пытаясь выразить свое представление о прекрасном. Причиной тому была высочайшая сознательность жильцов дома, у которой, в свою очередь, тоже была своя причина: глазок камеры слежения, притаившийся под потолком.
Стараясь не обращать на нее внимания, Олег Чакин пригладил волосы и чинно нажал кнопку звонка, отозвавшегося птичьей трелью. На его симпатичном лице застыло выражение безграничной порядочности и скромности. В свои двадцать три года он выглядел настоящим пай-мальчиком, чем-то смахивающим на повзрослевшего Маленького принца из сказки Экзюпери. Но в правом кармане его аккуратных брючек хранился предмет, с которым не станет ходить по городу ни один настоящий пай-мальчик, тем более похожий на Маленького принца.
Всякий раз, когда пальцы Олега касались этого предмета, он заставлял себя вытаскивать руку из кармана, но очень скоро она снова оказывалась там, и эта постоянная борьба заставляла его нервничать. Приходилось снова и снова говорить себе: «Act naturally», то есть «Держись естественно».
В тот момент, когда дверь распахнулась, Олег как раз вытащил правую руку из кармана, закончив это порывистое движение приветственным жестом.
– Хай. – Он пошевелил растопыренными пальцами.
Читать дальше