Сергей Донской - Генеральские игры

Мой товарищ весело щурится. Если бы рысьи глаза умели приобретать насмешливое выражение, то они выглядели бы именно так.

«ТДВ, – бормочу я, усваивая новые словечки и выражения. – Скрученные яйца».

«Не забивай себе голову терминами, – доносится до меня. – Фактически речь спецназовца наполовину состоит из профессионального жаргона. Вздумаешь его применить – читатели просто запутаются в этой тарабарщине. Да и ты сам тоже».

Меня его осведомленность настораживает.

«С чего ты взял, что я собираюсь писать книгу про спецназ?»

«Блин, да если понадобится, я могу узнать о тебе что угодно. С точностью до последнего куска, который ты слопал вчера за ужином».

«Каким образом?» – вырывается у меня.

«Посредством вскрытия тела в походных условиях. Без всяких медицинских заморочек. С помощью подручных средств».

Он опять веселится. Я кошусь на его замечательный нож, кромсающий колбасу, и спешу возвратить разговор в нейтральное русло: «В любом случае десяток-другой терминов не помешают. Они создадут эффект достоверности».

«Людям не эффект достоверности нужен, а правда, – говорит мой товарищ уже абсолютно серьезным тоном. – Голая правда. Без прикрас. Как баба без макияжа, со всеми ее болячками и бородавками».

Представляя себе уже не рысь, а почему-то жабу, я упрямо гну свое: «И все же специальные термины пригодятся. Ну-ка, произнеси что-нибудь на своем жаргоне».

Глядя куда-то поверх моей головы, он чеканит: «Серегу убираем. Если от Ольги тоже не будет толку, запускаем Димочку».

Оба-на! Я опасливо озираюсь, хотя, разумеется, за моей спиной никого нет, ни таинственной Оленьки, ни столь же загадочного Димочки. Тогда я перевожу взгляд на бутылку водки, опустошенную нами всего на треть. Странный у нас разговор затевается, хотя выпили мы всего чуть-чуть. Особенно меня настораживает фраза про Серегу, которого нужно убрать. Если я правильно понял значение последнего слова, то речь идет не о наведении порядка. Вернее, о наведении такого порядка, при котором мне отведена весьма специфическая роль. Незавидная.

Ничего удивительного в том, что у меня на лбу собираются морщины, которых там еще недавно не было.

«Эй, не напрягайся ты так, брат. – Мой товарищ расплывается в улыбке. – «Сергей» – это слуховой контроль. «Ольга» – наблюдение при помощи оптической техники. Ну, а Дим Димыч – негласный обыск. Отними».

«Отнять? – снова оглядываюсь. – У кого что? Или что от чего?»

«Отнимание – это комплекс оперативно-технических мероприятий. Сокращенно: ОТМ. Ну что, вернемся к нашим баранам?»

«Бараны – это боеприпасы? – гадаю я. – Боекомплекты? Бронежилеты?»

Он качает головой: «Не ищи скрытый смысл там, где его нет. Бараны – это бараны. Парнокопытные животные семейства полорогих. Ни за что не пройдут мимо новых ворот, непременно уставятся на них с видом крайне глубокомысленным и рассудительным».

Алкогольные градусы, принятые мной внутрь, моментально вскипают, порождая отчаянное бурление крови.

«Помнится, не далее как позавчера, – запальчиво говорю я, – кое-кто обратился ко мне с просьбой помочь ему снять деньги с кредитной карточки. Он, этот всезнайка, стоял перед банкоматом не просто с глубокомысленным, а с совершенно отрешенным выражением лица Будды, пытающегося постичь главный закон мироздания. Я, как человек благородный, не стал укорять его за то, что он в некоторых вопросах тоже ни бэ ни мэ. Я просто помог ему и даже не предложил истратить наличность в ближайшем кабаке. – Мой тон становится все более обиженным. – Конечно, я не вправе рассчитывать на то, что в знак благодарности этот человек воздвигнет мне памятник на своем дачном участке. Но и на сравнение с бараном я тоже не рассчитывал».

«Стоп, стоп! – Товарищ загораживается от моих упреков растопыренными пятернями. – Никто никого ни с кем не сравнивал, брат. Это просто выражение такое: давай, мол, вернемся к нашим баранам. То есть продолжим начатое».

Мой взгляд машинально устремляется на бутылку водки и тут же перемещается на окно, за которым не видно ни зги.

«Пожалуй, с меня хватит, – заявляю я. – Вот завалюсь сейчас спать, а ты сам продолжай начатое. В гордом одиночестве».

«Как Будда? – иронически спрашивает товарищ. – Нет, брат, это не по мне. Кстати, постиг он главный закон мироздания или нет?»

«Постиг, – отвечаю я, мало-помалу оттаивая. – Он пришел к выводу, что в основе всего сущего лежит страдание. Хочешь избавиться от переживаний – не привязывайся ни к чему, не прикипай сердцем. Человека, отказавшегося от всех связей, ожидает освобождение. Так называемая нирвана».