Сергей Донской - Жадный, плохой, злой

Когда я понял, что еще не все потеряно, мое сердце запело страстным голосом Хулио Иглесиаса: «Натали, Натали!..»

Побег откладывался на неопределенное время, но теперь передо мной возникла ясная и конкретная цель, а это всегда помогает воспрянуть духом в минуты уныния. Мне предстояло опять завладеть кассетой. Все остальное отошло на задний план.

Натянув еще влажную после стирки футболку, я вышел в коридор. Здесь меня поджидало очередное разочарование. Дверь напротив была все так же открыта нараспашку, а за ней резались в карты все трое моих стражей.

Володя теперь был одет в полосатую маечку десантника, грозящую лопнуть под напором бугрящихся мускулов. Карточный веер неровно кособочился в его непослушных пальцах, привыкших сжимать предметы потяжелее и посущественнее. Он сделал вид, что не замечает меня, шлепнул на стол даму и посоветовал сидящему рядом Чену:

– Забирай. Все равно крыть тебе нечем.

Чен принял карту и посмотрел на меня долгим внимательным взглядом. Оттого что глаза его были от природы узкими, казалось, что он целится мне прямехонько в середину лба.

Душман был развернут ко мне спиной. На его свежевыбритом черепе красовались две длинные красные царапины. Видать, руки у него дрожали не только во время пальбы из автомата. Разнервничался, бедняга, уложив двух пареньков на крыше. Наградил себя за каждого раненого одним болезненным порезом.

– Разве Дубов не сказал вам, что наблюдательный пост ликвидируется? – спросил я.

– Не-а, – весело улыбнулся Володя, сверкнув золотыми коронками в глубине рта. – Наоборот. Владимир Феликсович распорядился глаз с тебя не спускать, писатель.

Не обернувшись, Душман добавил:

– Он сказал, что ты обязательно спросишь, почему мы все еще здесь. Велел передать, что его слово офицера аннулируется.

– Почему же? – мрачно поинтересовался я.

– А он полковник запаса, – заржал Володя, избавившийся от всех карт на руках.

Это действительно было смешно. Даже Чен растянул свои губы в улыбке, а череп Душмана прямо-таки засиял от радости.

Но смотрел я не на них, а на Володю, самого опасного в этой троице подкидных дураков. Неимоверная силища и бойцовский опыт так и перли из него, едва сдерживаемые тонкой маечкой. А еще – наглость и тупая злоба ко всем тем, кому не привелось побывать в его шкуре, отмеченной шрамами да татуировками. Этот парень был главным препятствием на моем пути. Для того, чтобы завладеть кассетой и сбежать с ней, необходимо было в первую очередь избавиться от Володи. Любыми способами.

– Что вылупился? – спросил он, не сумев выдержать мой пристальный взгляд дольше минуты. – Не спится, писатель? Так я могу тебе успокаивающий массаж сделать, только заикнись. – Он демонстративно выложил перед собой кулаки, давая мне возможность хорошенько полюбоваться ими.

Душман развернулся вместе со стулом и с интересом уставился на меня. Чен смотрел в стол и загадочно улыбался. Если бы я решил схватиться с Володей прямо сейчас, его дружки не поставили бы на меня и ломаного гроша. Честно говоря, я и сам сделал бы ставку на своего противника. Только вот выигранные деньги пришлось бы получать моим наследницам, Вере и Светланочке. Дожить до этого радостного момента самому у меня не было даже одного шанса из тысячи.

И все равно он должен был умереть раньше. Такая уж карта ему выпала – хоть и козырная, а все равно битая.

Не знаю, что за человек был Володя в иной жизни, той, которая никак не соприкасалась с дубовской. Он мог быть отличным отцом какому-нибудь крепенькому пацаненку, хорошим мужем большегрудой молодке, добрым сыном своим седеньким родителям. Мог, если бы захотел. Но все его положительные качества остались там, за оградой заповедника «патриотов России». Здесь он был для меня просто винтиком в адской машине Дубова, частью колоссального взрывного механизма, способного искалечить и уничтожить слишком много судеб, чтобы переживать об одной, Володиной.

Все заметнее нервничая под моим остановившимся взглядом, Володя привстал и признался:

– Заколебал ты меня, писатель. Хочешь сказать чего – говори. А нет – так на горшок и спать. Детское время кончилось.

«Это твое время кончилось, Вова», – подумал я вскользь и поманил его пальцем:

– Иди сюда. Разговор есть.

Он взглянул на своих дружков, как бы призывая их в свидетели:

– Нет, ну вы видали? Разговор у него ко мне!

Володя излишне громко захохотал, высказывая смехом свое пренебрежение по отношению к бесшабашному чудаку, который, кажется, вздумал устроить с ним какие-то разборки. Он хохотал, а глаза его оставались настороженными. Держу пари, в этот момент он немного испугался меня, хотя, по идее, мог разорвать меня напополам голыми руками.