Александр Маркьянов - Заветы отцов наших [СИ] Часть 1-2

Лоцман хлопнул меня по плечу, и я упал спиной вперед. Теплая вода Персидского залива приняла меня в свои объятья…

Люблю я все-таки подводное плавание. Ощущения такие, как будто паришь над землей — даже прыжок с парашютом таких ощущений дать не может. Прыгая с парашютом, ты падаешь — а здесь просто паришь, наслаждаясь тишиной и покоем. Это если повезет и из темноты вдруг не появятся черные силуэты боевых пловцов противника. Тогда боевой нож в зубы — и покой нам только снится.

Как черные скаты мы бесшумно плыли в толще воды Персидского залива, на глубине около пятнадцати метров, интенсивно работая ластами, продвигались к берегу. Шли стандартным построением, «ромбом». Впереди, на переднем острие ромба я, дальше, метрах в десяти от меня двое молодых боевых пловцов буксируют платформу с грузом, обладающую нулевой плавучестью, в десяти метрах от них строй замыкает Сантино. Мне как самому опытному выпала задача вести группу, я же должен принять первый удар при нападении вражеских боевых пловцов. Впрочем, часто нападают из засады, сзади — в этом случае их встретит Алан. Морская толща трехмерна — поэтому способов засад и их отражения — великое множество.

Группу вел я, иногда сверяясь по приборам. На правой руке у меня висел комбинированный компас — глубиномер — часы, по нему под водой можно было ориентироваться достаточно успешно. На левой руке у меня висел небольшой прибор, представляющий из себя что-то типа небольшого радара, которым можно было сканировать окрестности и вовремя заметить идущий на тебя корабль. Полезная штука. Пару раз пришлось останавливаться и пережидать, чтобы не попасть под винты. Конечно, можно было идти и на большей глубине, но я этого не хотел. Глубина пятнадцать метров хороша тем, что к примеру с катера боевого пловца, идущего на такой глубине не обнаружить — и в то же время при подъема с такой глубины опытный человек обойдется без декомпрессионных мероприятий. [61] При подъеме с больших глубин кровь насыщается азотом и при подъеме надо на определенных глубинах останавливаться и пережидать, пока количество азота в крови не уменьшится. Иначе можно заработать кессонную болезнь — кровь буквально вскипит от пузырьков азота. Можно погибнуть или остаться законченным инвалидом. Конечно, мы будем подниматься с небольшой декомпрессией, чтобы не насиловать лишний раз организм — но при необходимости поднимемся и без нее.

Судоходство тем временем становилось все интенсивнее и интенсивнее, а вода все грязнее и грязнее — явный признак того, что близко порт. Мы поднялись до глубины в десять метров — дно ощутимо шло вверх.

Плавать в портовой зоне опасно по двум причинам. Первая — дно порта всегда бывает усыпано всякой гадостью, в том числе опасной для подводника — осколки битых бутылок, консервные банки с острыми краями, другая гадость. Кроме того, вода жутко грязная, насыщенная самыми разными нечистотами. Многие города в нецивилизованных странах сбрасывают промышленные и бытовые отходы прямо в близлежащий водоем — в итоге отравиться или чем-то заразиться в некоторых местах можно даже в акваланге. Не дай Бог малейший порез — и обеспечено заражение крови.

Вода становилась все грязнее и грязнее, мне казалось, что адское зловоние просочилось даже через сверхпрочную сталь баллонов акваланга и подмешалось в кислородно-азотную смесь, которой я дышу. Усилием воли позывы рвоты я подавил.

Перед «инфильтрацией», на "Рональде Рейгане" мы тщательно изучили снимки порта Бендер-Аббас со спутника в большом разрешении и высоком качестве. Выучили буквально каждую мелочь, каждый закоулок — если придется отрываться от преследования, то эти мелочи перестанут быть мелочами.

Место выхода из воды мы выбрали около старых деревянных пирсов, где швартовались рыбаки. Эти пирсы представляли собой толстые полусгнившие бревна, врытые в морское дно, на них крепились поперечные балки, и клался деревянный настил. Под настилом оставался примерно метр пространства, с обеих сторон к пирсу пришвартованы рыбачьи доу, [62] Так называются арабские лодки рыбаков, на них устанавливается парус. Изготавливаются из дерева, сейчас на них ставят моторы, часто возят на них контрабанду. так что ни нас ни снаряжение увидеть не должны. Ночью жизнь на рыбачьем пирсе замирала, это было весьма кстати — лишним глазами и ушам мы бы не обрадовались.