Михаил Березин: Аль-Капоне мертв…

К Пригову в Варшаву приезжала бабушка. Сейчас она получила из нашей кассы десять тысяч баксов и сообщение о том, что больше ей в Польше встречаться не с кем.

Я смотрел на мать и представлял себе, как они с отцом получают десять тысяч баксов. Передо мной и раньше возникала подобная картина и всякий раз до боли сжималось сердце: ведь на десять тысяч баксов здорово не разгуляешься. Правда из того, что они получали от меня теперь, им удалось кое что отложить. И моей задачей было – продержаться как можно дольше.

Мы пошли в ресторан. Варшава матери не очень-то нравилась, поэтому перемещались мы по городу немного. И ресторан выбрали тот, что непосредственно примыкал к отелю.

Мать скупо рассказывала о том, что происходит у нас в Орле. Любая информация извне, впрочем, меня интересовала лишь с одной точки зрения: с ее помощью я пытался понять, не иссякнет ли в скором времени поток клиентов из России.

Мы уже вросли в нашу нынешнюю жизнь. Все те, кто промышлял здесь в бригадах. И мы вряд ли смогли бы существовать по иному. Пути назад, к нашему прошлому существованию, отрезаны. И если случится потоку клиентов иссякнуть, выход будет только один: повернуть оружие против поляков и приезжих с запада. И, разумеется, погибнуть. Ведь даже если нам удастся объединиться и кое как сдерживать польские силовые структуры, обязательно вмешается ООН, Европейское сообщество и НАТО, – и все, крышка…

Мать неплохо одета, и это меня радует. Первое время она патологически не могла тратить деньги на себя.

– У тебя усталый вид, – который раз сообщает мне она.

– Ничего, скоро пойду в отпуск. Съезжу отдохнуть куда-нибудь в Грецию или на Кипр. А может, заберусь еще подальше, где наших немного. Надоело.

– Наших теперь везде много, – говорит мать.

– Вроде бы на Антильских островах… – бормочу я.

Она на секунду задумывается, потом неуверенно произносит:

– Кюрасао.

– Вот-вот, – подхватываю. – Есть еще такой ликер – "Кюрасао".

Я рассчитываюсь, и мы возвращаемся в номер.

И тут она спрашивает о том, о чем раньше было говорить не принято:

– Тебе много приходится убивать? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? Я запаниковал. Я понимал, что они догадываются, но существовало негласное соглашение, даже табу…

– Знаешь, сейчас все выжить не могут, – слышу свой голос. – Существуют свои и существуют чужие…

Она улыбается какой-то отвлеченной улыбкой.

– Закон джунглей гласит… – произносит она. Потом с состраданием смотрит на меня и неожиданно добавляет: – Только не нужно так переживать. Коль скоро вышло, что всем на этом свете места не хватает… ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! !

Внезапно чувствую, что у меня пересохло в глотке. Извлекаю из бара

КОНЬЯК

путешествует по кругу. Делаю жадный глоток и передаю бутылку дальше. Кровавая Мэри воркует по телефону со своим "поросенком".

Нас окружают деревья, одетые в грязные гимнастерки.

Пользуясь тем, что Карлюкин еще не совсем очухался и отлеживается в постели, я читаю книгу преимущественно на насыпи. Удовольствие при этом растягивается, и удается избежать ненавистного вопроса о том, жив ли еще Аль-Капоне.

Сейчас по ночам атакуем не только мы, но и заморозки, и мы стали прихватывать с собой больше горючего. Выходит так, что начатая бутылка еще движется по цепочке, а с краю уже откупоривают следующую.

Поезд. Карабкаемся по насыпи. Сегодня вагон нашего звена – ближайший к локомотиву. Взбираемся на подножку и Мутант отпирает дверь. Вперед протискивается Джопуа с газовым пистолетом и хитрым приспособлением для проникновения в купе. Клиенты начинают проявлять все большую изобретательность, и нам приходится в свою очередь ломать голову над тем, как до них добраться.

Пока мы справляемся. Пока мы держим руку на пульсе. Дверь в купе со скрипом отходит, и Зураб производит выстрел. Бежит дальше по вагону.

А Мутант тем временем застывает на месте. Мне непонятно, чем обусловлена заминка, и я слегка подталкиваю его, но в этот момент раздаются выстрелы. Волна огня отбрасывает Мутанта назад, а я делаю отчаянный прыжок, пытаясь достичь тамбура. Но возле туалета скользко, и я падаю на спину головой вперед. При этом вижу, что Зураб Джопуа лежит ничком в коридоре, отбросив одну ногу, а на него со стенки стекает его же собственная кровь. Из нескольких купе появляются фигуры в черном камуфляже, кроссовках "Найк" и противогазах на лицах. Командос Верлиоки!

Они меня бы тут же и оприходовали, но, когда я падал, заброшенный за спину автомат очень уж удачно развернулся и сейчас лежал вдоль моего тела дулом в их сторону. Я мигом поднял его одной рукой и пустил мощную струю огня вдоль коридора. Черные фигурки попадали, словно кегли в кегельбане. Но, оглушенный, я продолжал лежать, оценивая ситуацию. Вдруг из дальнего купе высунулась рука с автоматом и прямо над моей головой засвистели пули. В тамбуре замысловатой барабанной дробью заиграл рикошет. Потом из того же купе высунулся противогаз. Но судя по тому, как неестественно он высовывается, я понял, что головы в этом противогазе, к сожалению, нет. Прошла еще минута, и, наконец, показался чей-то лоб. Причем, лоб остался на двери в виде красного месива, а все остальное упало назад в купе. Я поднялся и, держа автомат наизготовку, проверил весь вагон. Дальнейших сюрпризов можно было не бояться.