Сергей Зверев - Бастион - война уже началась

– Помоги, с-сука… – прохрипела физиономия, вращая воспаленными глазами. – Не убивай…

Ручонки цеплялись за камень. Человек пробовал подтянуться, но в целом безуспешно.

– Так не просят, – сказал Туманов. – Ты знаешь, что у тебя рожа красная, как у свеклы? Нет? А ты не напрягайся, не волнуйся, глядишь, побелеешь.

– Урою, падла… – простонал висящий. Никакой логики. Туманов отложил зажигалку. Темнота навалилась… Он сдал чуть вбок, перегнулся через край и увидел широкий выступ в скале, нависающий над течением вроде навеса от непогоды. Ноги человека болтались где-то в метре от покатости «козырька».

– Слушай, мужик, – сказал он. – Ты только не смотри вниз. Боязно. Там метров двадцать, загремишь, как с Фудзиямы, потом костей не соберем. Добро?

– Вытащи… Помоги… – натужно хрипела голова.

– А драться не будешь?

– Не буду… Дай руку…

– А ты повиси еще немного. Чтобы дурь вышла, – посоветовал Туманов. – Только вниз не смотри. Чревато это. До моста далече?

– Рядом… За излучиной… Дай руку, падаю…

– А ты почему здесь? Гуляешь?

– Поставили…

– А на той стороне моста поставили?

– И на той… Помоги, не могу уже…

– А-я-яй, – Туманов укоризненно покачал головой. – На мосту сколько людей?

– Четверо…

– Торчат посменно?

– Не знаю… Когда как… Ну будь человеком, падла… Дай руку…

– Дам, дам, не волнуйся. Стоят на самом мосту?

– Д-да… На мосту… Или в сарае сидят… Там два сарая… Ой, не могу я…

– Ага, – намотал на ус Туманов. – Бортжурнал ведут. Ясненько.

– Ну вытащи, ты… Убью… Ненавижу…

Пусть ненавидит. Лишь бы боялся.

– У тебя рация есть?

– Какая рация… Ты что, издеваешься?..

Верим, верим.

– Слушай, мужик, – Туманов снова высек пламя, присел на корточки. Перекошенное лицо покрылось испариной, руки держались из последних сил – на пальцах выступили жилы. – Ну пошутили и будет. Люблю я пошутить. «Смеяться, право, не грешно над тем, что кажется смешно», помнишь, нет? Тундра, это Гоголь-моголь написал. Ты сейчас легонько разожми пальчики и прыгай. Но сразу падай на колешки и ручонками, ручонками… А не то в самом деле хряпнешься задницей. Ну бывай, не кашляй.

Он встал. Ослабевшие руки разжались, последовал жуткий вой, оборвавшийся очень быстро. Он склонился над обрывом.

– И еще, мужик, – теперь он был вынужден говорить громче – грохот реки не позволял шептать. – Я тебя заклинаю – сиди молчком. Начнешь орать, приду и убью. По-настоящему.

– Ненавижу… бл… падла… – прозвучало с «козырька».

– Вот так, – согласился он. – Не громче.

Ох уж этот цинизм, доходящий до грации… Он вернулся к началу тропы, как к истоку времен, махнул Динке. Она выбралась из-за камня, полезла к нему. Он подал ей руку, прижал к себе на мгновение. Она была горяча, как раскаленная плита… Этого нам еще не хватало!..

– Нормально, Динка, – забормотал он. – Нормально.

– Мне плохо… – прошептала она. – Трясет всю…

– Это фигня, – он улыбнулся. – Геморрагическая лихорадка, ничего страшного. И четвертый десяток за спиной стучит, не забывай о нем, ты же не девочка.

– Нет, мне плохо, Т-туманов, – она стала заикаться. – Это вода виновата х-холодная… Откуда у тебя автомат, с-скажи? У т-тебя не было автомата…

– Был, – сказал он. – Ты просто не замечала. Пошли, Динка.

Рассвет зрел со страшной силой. Вздувался, набухал, как чирей. Еще немного – и лопнет, истечет брызгами. Тогда пиши пропало, преодолеть открытое пространство сможет лишь конкретный невидимка… Он оставил Динку в расщелине недалеко от тропы, а сам подобрался на критическую дистанцию, сел за камень. Две тени, невзирая на предрассветный час, маячили у ограждения и уходить, по всей видимости, не планировали. Один курил, другой травил байки. Остальные не проявлялись. Но слева от моста, под каменистой горкой, выделялись два ветхих строения. Там они, волки. Спят без зазрения…

Старенький мост висел над речушкой, упираясь в разъеденные временем опоры. Въезд являл собой бревенчатый накат, фермы – несколько стальных балок для усиления прогнившей конструкции. Она прогнила еще в те времена, когда он служил родине и пару месяцев сопровождал батальонные «Уралы» с продовольствием («топтухой» – по-армейски), челночно мотающиеся из Зонального в часть. «Упадем – не упадем…» – думал он всякий раз, когда надсадно завывая, автомобили переползали накат… Можно представить, во что превратился мост ныне, когда повсеместно царит заброшенность, и гонять машины в поселок с тремя бабками – просто глупо…