Сергей Донской - Личное задание

– Он что, сломан? – спросила она разочарованно.

– Нет, – ответил Громов. – Просто он перенял хозяйский взгляд на окружающую действительность.

– А хозяин мизантроп?

– Убежденный.

– Тогда пусть хозяин послушает... – Ксюха медленно обернулась и продекламировала: – Верь, настанет день ясный, и печаль пройдет вскоре. Станет нам с тобой ясно: горечь – это не горе... Нравится? Это я сама сочинила. Саня меня выругал. Он сказал, что это дамская лирика, сентиментальная чушь. У него совсем другие стихи, мрачные. Чаще всего – про смерть.

– Что он может знать о смерти? – Громов перевернулся на бок и оперся на локоть, чтобы лучше видеть собеседницу. – Пусть лучше пишет о жизни, хотя он и в ней, наверное, ни черта не смыслит.

– Никто не знает, что такое жизнь и что такое смерть, – тихо сказала Ксюха. – Все только делают вид. Но это даже хорошо. Иначе было бы страшно. Или просто скучно.

Выглядела она какой-то грустной и присмиревшей, как заблудившаяся девочка, которая уже не надеется на то, что ее найдут, а потому не тратит время и силы на бесполезные слезы.

– Ты чем-то расстроена? – спросил Громов, не торопясь покидать свое ложе. После непривычно затяжного дневного сна он чувствовал себя опустошенным и разбитым.

– О, поводов для огорчений сколько угодно, – отозвалась Ксюха с напускной беззаботностью. – Но вас это не касается. Вы идите есть. Саня, наверное, уже весь извелся, дожидаясь.

– Ему полезно, – буркнул Громов, дивясь беспричинному раздражению, прорвавшемуся наружу вместе с этой короткой фразой. Он понимал, что ему не подобает вести себя, как какому-то капризному мальчишке, но упрямо продолжал лежать на диване, забросив руки за голову и ожидая неизвестно чего.

– Подъем, лежебока! – Ксюха подошла совсем близко и остановилась над Громовым, строго глядя на него сверху вниз.

Ее одеяние было слишком коротким, ноги – чересчур длинными, а собственные джинсы сделались вдруг такими тесными, что продолжать валяться в них стало просто неприлично. Громов поспешно вскочил с дивана и попытался скрыть смущение неестественным покашливанием.

– Что с вами? – невинно осведомилась Ксюха. – Вас прямо подбросило. Какая муха вас укусила?

Не дождавшись ответа, она тихонько засмеялась, но смех этот был таким же наигранным, как кашель Громова. Их взгляды на мгновение притянулись друг к другу, столкнулись и сразу разлетелись в разные стороны, не желая выдавать своих маленьких тайн.

– Идите, – попросила Ксюха едва слышно и внезапно повысила голос до умоляющего выкрика: – Идите же!

Громов направился было к двери, но вдруг остановился и сказал:

– Ты, девочка, главное – не вешай нос. Сейчас подкрепимся, а потом я доставлю вас к родителям. Не страусы – головы в песок прятать. А к процентщице вместе заглянем. Я постараюсь убедить ее подождать еще пару месяцев.

– Процентщиц можно только топором убедить, – вздохнула Ксюха.

– Есть и другие методы воздействия, – возразил Громов так уверенно, словно ему были известны таковые. – В общем, помогу тебе... вам чем смогу.

– Вы не сможете помочь, но все равно – спасибо, – слабо улыбнулась Ксюха.

– Благодарить рано, но все равно – пожалуйста. – Громов улыбнулся в ответ.

Он шагнул за порог и едва не столкнулся с Саней, который неслышно поднялся по крутой лестнице. Маленький настырный соглядатай, встревоженный затянувшимся отсутствием молодой жены, явился контролировать ситуацию. О его неудовольствии свидетельствовали скрещенные на груди руки и выпяченная вперед бороденка.

– Картошку второй раз разогреваю, – сообщил он обличительным тоном, переводя глаза с Громова на Ксюху и обратно.

Очевидно, он говорил правду. Снизу явственно тянуло горелым.

Ксюха была рада тому, что осталась одна. Сейчас это было ей необходимо. Она терпеть не могла сумятицы в мыслях и чувствах, всегда стремилась к уединению, когда требовалось прийти в себя.

И еще она устала, очень устала. Ей надоело нянчиться с Саней, надоело утешать и воодушевлять его, опостылело бодриться самой, делая вид, что ничего страшного не произошло, что все образуется и уладится наилучшим образом. Ксюха не рассчитывала, что муж будет носить ее на руках, такую картину даже смешно было представить; но и она не могла вечно нянчиться со своим требовательным сокровищем. Ей все больше не хватало крепкого мужского плеча, на которое можно опереться в трудную минуту.

Плечи мужчины, приютившего их в своем доме, выглядели как раз очень надежными и широкими – за такими хорошо прятаться от любых жизненных невзгод. Но как унизительно искать укрытия за чужой спиной вместе с собственным супругом! Ксюха больше не хотела и не могла видеть этих непохожих мужчин рядом. Боялась сравнивать. А еще боялась долго глядеть в светло-серые глаза Громова, потому что отводить от них взгляд становилось все труднее.