Михаил Серегин - Закон блатного мира

– Все остается в силе, – сказал смотрящий, обращаясь к толстяку. – Ты подписываешь все документы, переводишь «Алазань» на меня и получаешь то, что я вез тебе на стрелку.

На несколько минут Туманов потерял дар речи от счастья. Он не верил своим ушам – его оставляют в живых! И отдают золото!

– Я согласен, согласен! – затараторил он.

– Бумаги сюда, – сказал Батя.

Филин подошел к машине и вернулся с толстой папкой документов, той самой, которую, направляясь к Туманову, взял с собой Решетов. Толстяку дали ручку, и он принялся заполнять и подписывать одну бумагу за другой.

– Все, – сказал Туманов, протягивая смотрящему последний листок.

– Мешки твои, забирай, – равнодушно сказал Батя.

«Что с паханом стряслось?! – встревоженно подумал Колыма, наблюдавший за этой сценой. – Этот урод его замочить хотел, столько пацанов из-за него погибло, нас с братом чуть не замочили, а теперь Батя ему еще и рыжье отдает? Что за фигня?»

Однако удивлению Колымы суждено было оказаться недолгим. Развязавший первый из четырех мешков Туманов растерянно чертыхнулся и повернулся к смотрящему.

– Это же... Это же не золото! Это свинец!

– Я ж тебе сказал – отдам, что на стрелку вез, – отозвался смотрящий. – Я это и вез. Забирай, все честно.

«Ну, пахан! – восхищенно подумал Колыма, когда спустя минуту до него дошел смысл фразы смотрящего. – Ну, хитрован!» В памяти Коли мгновенно всплыли две странные фразы, оброненные смотрящим, когда они ждали Туманова на стрелку. «Если сам появится – будет один разговор. Если человека вместо себя пришлет – другой», – сказал тогда смотрящий. И еще: «Да я сам кого хочешь кину!» Теперь ясно, что он имел в виду. Похоже, если бы Туманов приехал на стрелку один, он действительно получил бы золото. Правда, скорее всего, не в районе корабельного кладбища, а где-то еще. Но так как он прислал вместо себя своего «заместителя», Батя приготовил фуфло. «Теперь понятно, почему он так легко согласился в обмен на свободу рыжье прокурору с кумом отдать, – подумал Колыма. – Ну, старик! Как он их всех кинул! И прокурора с кумом, и Туманова!»

Тем временем толстяк, успевший убедиться в том, что вместо рыжья во всех четырех мешках смотрящего только присыпанный сверху золотым песком свинец, полез на водительское место «Хонды».

– Эй, а ты куда собрался? – окликнул его Батя.

– Но ты же сказал...

– Я сказал, что отдам тебе то, что на стрелку вез. И отдал – все твое, владей. Но я не говорил, что я тебя отпущу. Слишком уж ты много подлянок мне сделал, пора и ответ держать.

Выдвинувшиеся из-за спины смотрящего пацаны вытащили Туманова из машины и снова скрутили ему руки за спиной.

– И из-за этого фуфла меня чуть не вальнули? – негромко спросил у смотрящего Филин, кивая на четыре распотрошенных мешка.

– Не в этом дело, – мягко ответил Батя. – Каждый получил то, что хотел. Главное – не слова, а дела.

– Батя, да что ты с ним разговариваешь! – неожиданно закричал Решетов, до этого долго молчавший. – Это же сука! Ты ничего не знаешь! Хочешь – докажу? Я его на Сусумане конкретно...

Филин молниеносно метнулся к Решетову и сильно врезал ему носком ботинка чуть выше уха. Бывший морпех знал куда бить – Решетов мгновенно отключился.

– Задолбал уже, – зло выдохнул Филин. – Раз уже меня при всех сукой называл, теперь хватит. Пора и ответить за базар.

Смотрящий кивнул и сказал:

– Ладно, все, пацаны! Базар закончен. Возвращаемся на яхту.

– Что с ними делать будешь, пахан? – спросил Колыма, кивая на пленников. – Мы с братаном сейчас, наверное, в город поедем, а они у тебя останутся.

– Куда их? Сюда? – спросил здоровенный плечистый парень, державший за шиворот связанного Решетова. Бывший кум сопротивлялся изо всех сил, но с таким же успехом он мог бороться с горным обвалом. Державший его боевик был из той породы людей, что в старые времена на медведей с ножом ходили.

– Ага, – кивнул Колыма, показывая здоровяку на небольшую, герметично закрывающуюся дверь с какой-то надписью по-английски. – Только погодь-ка, я посмотрю, нет ли у него при себе чего лишнего. Там-то точно не понадобится. Эти слова смотрящего стали единственной эпитафией на смерть бывшего сусуманского кума и неудачливого бизнесмена, через несколько минут попавших на корм рыбам. Тем самым, на которых каждый из них собирался сделать свой бизнес. Подумавший об этом Коля Колыма криво усмехнулся – такая вот получилась странная справедливость. Хотя другой справедливости блатной мир не знал.