Сергей Москвин - Разрешение на штурм

– Так, ты видел происходящее и не заявил об этом?!

– А чего? – набычился старшина. – Раз потерпевший без претензий, чего заявлять? Мне что, больше всех надо?

Егоров чуть не задохнулся от гнева. Если бы постовой все сделал по инструкции, возможно, удалось бы предотвратить двойное убийство.

– Камеры, которые установлены снаружи, только транслируют на мониторы изображение или еще и ведут запись?

– Записывают, – поспешно кивнул головой старшина и, выдвинув ящик своего стола, показал его содержимое Егорову. – Вот тут у меня кассеты на каждый день: понедельник, вторник...

– Поставь «среду» с записью этой драки, – распорядился Егоров.

Старшина с готовностью начал перебирать в ящике видеокассеты и, отыскав нужную, вставил ее в соединенный с монитором видеомагнитофон. Прокрутив изображение, он довольно быстро отыскал интересующий оперативника момент.

– Вот, товарищ полковник, глядите.

Схватка на экране длилась считаные секунды. Сутулый бомж лишь на мгновение взмахнул рукой, и ринувшийся на него здоровенный детина в спортивном костюме как подкошенный рухнул на землю.

Оторвавшись от экрана, Егоров перевел взгляд на постового:

– До окончания расследования я забираю эту видеокассету.

– Только напишите расписку, товарищ полковник. Чтобы все было по закону, – предупредил его старшина.

Егоров смерил его презрительным взглядом:

– Не беспокойся. Напишу.

Изъяв у постового кассету и оставив обещанную расписку, Егоров отправился на Лубянку. В восемь вечера в управление возвратился Вадим Чигорин. Но новости, которые он привез, оказались тоже неутешительными. Проходившая в Экспоцентре выставка оптико-электронной и измерительной аппаратуры завершила свою работу. При этом Гость – Сайбель на выставке больше так и не появился.

22 мая – пятница 19.10

День прошел без сообщений о каких-либо серьезных ЧП. Зато вечером все телевизионные каналы объявили о смерти заместителя главы российского Минатома Бориса Малашенко, скоропостижно скончавшегося накануне вечером от кровоизлияния в мозг. Шах узнал о смерти Малашенко из вечернего выпуска новостей канала НТВ. Выслушав до конца девушку-диктора, скорбным голосом объявившую телезрителям эту трагическую весть, он взял в руки мобильный телефон и набрал номер Полунина.

– Лев Яковлевич, – произнес он по-английски, услышав ответ собеседника. – Вы уже знаете сегодняшнюю новость? По-моему, нам самое время поговорить.

– Хорошо, – после продолжительной паузы выдавил из себя второй заместитель министра. – Через час у моего дома. Это...

Шах улыбнулся. После встречи в гольф-клубе он проследил за машиной Полунина и выяснил его адрес.

– Спасибо. Я знаю, где Вы живете.

– Тогда... – в замешательстве пробормотал чиновник. – Подъезжайте. Я к Вам спущусь.

В своей квартире Полунин дрожащей рукой положил на стол мобильный телефон и, взяв стоящую рядом распечатанную бутылку «Джонни Уокера – голубая метка», налил себе уже второй за вечер стакан.

Ему хотелось выпить еще с утра, когда министр, собрав всех сотрудников аппарата на экстренное совещание, объявил им о внезапной смерти своего заместителя Бориса Малашенко. Это известие стало для Полунина настоящим шоком. Все совещание он просидел с бледным, как мел, лицом и вытаращенными от ужаса глазами, чем обратил на себя внимание министра.

– Мне тоже тяжело было узнать о смерти Бориса, – обратился к нему глава Минатома. – Он был прекрасным человеком и отличным работником. Нам всем будет его не хватать. Но нужно взять себя в руки, Лев Яковлевич. Тем более что пока Вам, очевидно, придется исполнять и обязанности Малашенко.

Все вышло именно так, как предрек пресловутый Жан. Значит, смерть Малашенко вовсе не случайность, а подстроенное... Полунин гнал от себя последнее слово, но оно само вонзалось в мозг, раскалывая голову. Убийство! Убийство! Убийство! Смерть Малашенко наглядно продемонстрировала, что в достижении своей цели этот Жан не остановится ни перед чем. Черт возьми! Да француз просто убьет его, раздавит как клопа, как сделал это накануне с Малашенко. И не помогут ни счета во французских банках, ни личная охрана.

После работы Полунин не поехал ни в загородный коттедж к жене, ни к спонсируемой им начинающей фотомодели Миле, с которой он развлекался последние полгода и которая еще не успела ему надоесть, а вернулся в обычно пустующую летом городскую квартиру в Крылатском. Здесь, чувствуя себя более-менее защищенным за прочными стенами и двойной бронированной дверью, он достал из бара свою излюбленную «голубую метку» и, налив почти до краев хрустальный стакан, залпом выпил. Но на этот раз знаменитое на весь мир виски двадцатипятилетней выдержки пролилось в пищевод, как обычная вода, не принеся ожидаемого облегчения. Полунин даже не почувствовал его вкуса. Поставив стакан на установленный у бара столик, он бессильно упал в кожаное кресло и в отчаянии обхватил голову руками. В таком состоянии его и застал звонок Жана...