Сергей Москвин - Ядерный шантаж

После этих слов оба типа с дегенеративными рожами, но модно бритыми затылками слезли с высоких табуретов и отошли в дальний угол бара, где их разговор никто не мог подслушать.

– Слышь, Папе надо одну бабу кончить, – сообщил обладатель мобильного телефона напарнику. – А перед этим… ее, – он выразительно вильнул тазом, – чтобы было похоже, будто это случайно вышло. Пять штук обещал за это.

– А баба-то хоть красивая? – оскалился напарник.

– Папа говорит, высший класс.

– А чо, тогда можно и трахнуть. – Ухмылка на лице напарника стала еще шире. – Только где?

– Папа говорит, она сама к нам приедет. Просит назвать адрес.

– Может, в угловом. Там в подвале постоянно телок дерут.

– Ништяк! Дом на ремонте, всех жильцов выселили, никто не увидит.

Выразив одобрение, обладатель трубки назвал Бершу адрес.

– Только это, как же мы ее узнаем? – озадачился он.

– На женщине будет брючный костюм и красный шейный платок, – объяснил Берш.

После этого он перезвонил по домашнему телефону Марины и, попросив ее приехать, повторил ей только что услышанный адрес.

– У меня будет к тебе личная просьба, Мариночка. Ты не могла бы надеть тот сиреневый брючный костюм, в котором была прошлый раз, и свой алый платок? Это специально для меня, – уточнил Берш с искренней теплотой в голосе.

– Конечно, Петр Вениаминович, – обрадованно ответила Марина. По ее мнению, личная просьба шефа указывала на то, что их отношения вышли из разряда формальных. – Я все сделаю, как вы хотите, – добавила она перед тем, как повесить трубку.

«Это очень хорошо, что ты такая послушная», – мысленно отметил Берш. Исполнительность агентессы избавляла его от необходимости перезванивать этой паре, которых Берш считал тупыми, отвратительными людьми, лишенными какого бы то ни было воображения и годными, по его мнению, лишь для выполнения разовой работы. При общении с такими агентами профессиональный разведчик постоянно испытывал брезгливость и всегда старался свести это общение к минимуму.

22.05, вторник, 10.00

Когда Олег Муромцев понес начальнику свой рапорт о вчерашних событиях в ресторане «Охотник», я пошел вместе с ним для моральной поддержки. Олег вбил себе в голову, что смерть депутата Варенникова произошла целиком по его вине, так как он наблюдал за депутатом и, следовательно, просто обязан был защитить его от убийцы. То, что несчастный депутат умер в результате происков подосланного Бершем убийцы, было уже второй мыслью, занозой, засевшей в голове моего друга. Так уж Олег устроен. Он очень критичен к себе, и, какая бы неприятность ни произошла, он прежде всего будет винить самого себя.

Постучавшись, мы вошли в кабинет Чернышова. Он лишь хмуро взглянул на нас и молча принял у Олега его рапорт. Что ж, прошедшая ночь, как и всем нам, не добавила Чернышову настроения. Хотя выглядел он все-таки лучше, чем в тот момент, когда приехал в ресторан «Охотник». Вчера вечером на Павла Андреевича было просто жалко смотреть…

В мрачной задумчивости расхаживал он по опустевшему залу. Всех посетителей и обслуживающий персонал мы попросили перейти в вестибюль, где с ними работали следователи из нашего управления. Но какая при таком скоплении народа может быть работа? Следователи просто переписали фамилии, телефоны и домашние адреса посетителей, оказавшихся в «Охотнике» в момент смерти Варенникова. Когда я вернулся в обеденный зал, там находились только полковник Чернышов, судмедэксперт Мирский да труп самого Георгия Яковлевича Варенникова. Судя по положению трупа, все так же сидящего на стуле, его поза после осмотра медицинским экспертом практически не изменилась.

– М-да, – произнес Мирский, отойдя от тела покойного. – Ну что я могу сказать, Павел Андреевич. Никаких внешних повреждений на трупе нет. То есть я могу сказать определенно, в покойного никто не стрелял, его не душили, не били по голове дубинкой или кастетом, не кололи ни ножом, ни шилом.

– От чего же тогда он умер? – остановившись посреди пустого зала, спросил Чернышов.

– Определенно это можно будет сказать только после вскрытия.

– Необходимо сделать вскрытие как можно быстрее.

– Увы. – Мирский развел руками. – Не раньше чем через двенадцать часов. Пока кровь в сосудах не свернется.

– Ясно, – тяжело вздохнул Чернышов. Он отвернулся от эксперта и заметил меня. – Где Олег?

– На улице, перед входом. Попросил у меня сигареты. Одну уже изжевал, сейчас дожевывает вторую, – ответил я Чернышову.