Сергей Зверев - Знайте русских!

– Так точно, понял, товарищ старший сержант, – гримаса радости с лица подчиненного пропала. Он виновато опустил голову, теребя в руках раритетную веточку.

Чувствуя некоторую неловкость, Пантелей разъяснил суть только что произошедшего события:

– Ты, Григорий, дважды не прав. Первая ошибка в том, что коль ты находишься в засаде или в скрытном убежище, то закрой рот пластырем, если не можешь сдержать восхищения перед цветком ромашки или василька. Нет пластыря – зашей пасть, сиди и молчи. Понял?

– Так точно.

– И вторая ошибка в том, что я и многие такие, как я, могут очень нервно отреагировать на подобного рода сигналы, – пояснил Пантелей и, понизив голос, добавил: – Я тебя чуть не изрешетил. Ладно, тростник принес?

– Так точно, товарищ старший сержант, – Курочкин протянул Максакову небольшой подсохший стебель.

– Годится, – Пантелей взял растение, и Григорий заметил, как у его командира мелко трясутся руки. – Хотел я тебя за старшего оставить, да вот теперь думаю: как можно оставить лагерь на «баланитис египетский»?

– Как – оставить? – подчиненный поднял голову и с испугом посмотрел на Максакова.

– Вот так вот. Эти ребята, – старший сержант кивнул в сторону аборигенов, – наверняка хорошие контрабандисты и в своем деле знают толк, только вот вояки из них никудышные, – Пантелей разочарованно вздохнул, – идти с ними в разведку – это и их погубить, и себя обнаружить. А если нас засекут, то живыми нам отсюда не выбраться. Сидеть мы тут до скончания века не можем. В любой момент пираты могут хватиться своих и заподозрить неладное. Ведь, по идее, они давно уже должны были бы приплыть обратно вместе с нами; и если пошлют своих головорезов проверить, то всю деревню контрабандистов вырежут. Тем более что охраны там полтора человека. А кидаться без разведки на бандитскую базу – это верх глупости. Если уж они так обезопасили подступы к себе, то на базе нас могут ждать такие сюрпризы – мама дорогая!

– Так, если по джунглям пройти невозможно, куда же вы пойдете, товарищ старший сержант? – страдальчески поинтересовался Курочкин.

– Ну, морских противопехотных мин пока что не придумали, – усмехнулся Максаков, – значит, морем и пойду. Сидите здесь и ждите меня, – приказал Пантелей. – Если через два часа не вернусь – возвращайся с аборигенами назад, в их деревню. Ты пойдешь в ближайший город и свяжешься с кем-нибудь. Там придумаешь – с кем, – продолжал напутствовать старший сержант, – а контрабандистам скажи, чтобы забирали все необходимое и сваливали оттуда. По крайней мере – на неделю. Морские бродяги, как я понял, люди серьезные. За десяток своих они наших аборигенов порвут как Тузик грелку. Да, – зайдя по пояс в море, Пантелей обернулся, – и не собирай гербарии, береги себя! – С этими словами он нырнул и широкими взмахами стал выгребать вдоль берега.

Сказать, что ожидание было томительным, – значит ничего не сказать. Такой душевной тоски Курочкин не испытывал никогда. Первый раз в жизни Гриша почувствовал, что такое одиночество и беззащитность. Он даже думать не хотел о том, что старший сержант Максаков может не вернуться. И что тогда ему делать? Куда идти? Да, в конце концов, с кем поговорить? А если двух рыбачивших на ПТС морских пехотинцев уже причислили к погибшим? Это значит, никто не будет их искать, и, быть может, Григорию придется всю свою оставшуюся жизнь скитаться среди джунглей и африканских саванн.

От такой перспективы у Курочкина неприятно засосало под ложечкой. И ведь такое развитие событий было вполне вероятным. Конечно, можно было отправиться просто на север, в сторону Египта, найти там каких-нибудь русских, сообщить. Может, месяца за два можно было бы и дойти, если бы путь не пролегал через страны, в которых уже несколько десятилетий идет гражданская война. Тут попробуй выживи, не то что пересеки три страны… Положим, автомат контрабандисты ему дадут, еды-питья на несколько дней, а что дальше? В одиночку, без языков. Это тут в силу профессии аборигены худо-бедно изъясняются по-английски, а в глубине континента? Еще на каннибалов каких нарвешься и закончишь жизнь, как капитан Кук…

Максаков появился так же неожиданно, как и исчез. Первым к нему бросился Курочкин, поскольку сидел у берега и смотрел на море, как смотрела гриновская Ассоль. Пантелей возник из волн, как дядька Черномор, однако вид у старшего сержанта был отнюдь не богатырский.

– Никогда не любил заплывы на дальние дистанции, – просипел Пантелей, опираясь на плечи подчиненного, – а уж о том, чтобы отмахать столько, даже в дурном сне не видел.