Стивен Хантер - 47-й самурай

— И ты нашла?

— Ящерицу. Большую, отвратительную ящерицу. Футов десять в длину, темно-зеленую, хищную, с раздвоенным языком. Область обитания ограничена семью островами в западной части Тихого океана, недалеко от Явы. Самый большой из них называется Комодо, поэтому эта ящерица, варан, называется драконом острова Комодо. И вот я в одночасье стала специалистом по комодовским варанам — напоминаю: это было еще до Интернета. Я написала доклад о проблемах драконов Комодо в современном мире, получила свое «отлично», успешно окончила школу, мои родители были довольны, я пошла по жизни дальше, как и собиралась, хотя, конечно, звезд с неба не хватала, но это уже другая история. Самое любопытное, эта ящерица действительно помогла мне тем, что она такая интересная. Так что и сейчас время от времени, когда мне очень радостно и я немного выпила, я провозглашаю тост: «Выпьем за ящерицу!» И все смеются, потому что это так не похоже на маленькую Сьюзен Окаду, усердную зубрилу со средним баллом четыре, которая никогда не совершает ошибок. Не исключено, что я рассказала предысторию этого тоста Нику. Помню, мы все, группа японских журналистов и сотрудники госдепа, отправились в японский ресторан в Джорджтауне. Возможно, там все и произошло.

— И это все?

— Да. Но, понимаешь, тут есть одна деталь. Ведь эту гигантскую ящерицу действительно называют драконом острова Комодо. Быть может, я предложила выпить за дракона, и именно об этом подумал Ник.

— Комодо? Это японское слово? Похоже на японское.

— Нет, полагаю, оно индонезийское.

— А звучит как японское. «М», много «о», несколько слогов. Могло бы быть и японским.

— Да, оно похоже на японское. Есть одно распространенное японское слово, которое звучит очень похоже: «камадо». «Камадо» означает печь или горшок. Такая большая перевернутая керамическая чаша. Раньше камадо были в каждом японском доме. Кажется, они использовались для жарки. В них запекали рыбу. Обычно небольшие, они…

Сьюзен умолкла.

Прошло несколько минут. Наконец Боб сказал:

— Никому не придет в голову связать слово «Комодо», название ящерицы, и слово «камадо», означающее печь, если только этот человек не владеет свободно английским и японским. А ты и есть именно такой человек. И ни у кого, кроме тебя, в прошлом нет комодских варанов. А теперь следующий вопрос: у Ника была камадо?

— Как это ни странно, была. Сейчас у всех микроволновые печи. Но у Ника была камадо. Разве ты не помнишь, как пахло у него в доме в тот день, когда мы пришли к нему? Ник только что закончил ужинать, он ел жареное мясо. И жарил он его в камадо.

— Итак, Ник сидит у себя дома и вдруг каким-то образом понимает, что к нему пожаловали непрошеные гости. Все кончено. Но он не запаниковал; Ник сохраняет спокойствие, остается до самого конца самураем. Он понимает, что ему не спастись, но он пытается спасти то, что у него есть, какие-то документы. Это будет его победа над убийцами. Где спрятать документы? Он засовывает их в камадо. Скорее всего, в щель между наружной и внутренней стенками. Затем Ник звонит тебе, и, поскольку он опасается, что его телефон прослушивается, ему приходит на ум та шутка во время вашей первой встречи и созвучие слов «камадо» и «комодо». Во всем мире эту загадку поймешь только ты, и ты одна.

— Ник обожал игру слов. Он говорил, что всегда долго бьется над заголовками статей в своей газетенке, и чем заковыристее получается, тем лучше.

— Кажется, — задумчиво промолвил Боб, — сегодня ночью мне придется навестить развалины дома Ника. Ты скажешь мне, что искать и где это может быть. Если это там, я обязательно найду.

Это место было одним из самых его любимых: уединенное кладбище в Сенгакудзи, сразу же за воротами Храм сорока семи ронинов и впечатляющий памятник Оиси. Здесь покоились останки сорока семи героев, которые ворвались в дом Киры, в ожесточенной схватке перебили всех его телохранителей, а его самого обезглавили. Это была одна из самых почитаемых святынь во всей Японии, и когда Сёгун ее навещал, он всегда заранее предупреждал о своем приезде, чтобы на воротах появлялась табличка: «Закрыто на ремонт». И тогда храм доставался ему одному, не затуманенный обычным облаком дыма сотен благоухающих свечей, зажженных просителями.

Здесь можно было в полной мере прочувствовать бусидо, кодекс воина. Он присутствовал: везде. Тела самураев, совершивших массовое харакири, были погребены на самом верху, по буддийскому обычаю. Это место обозначал частокол надгробий и церемониальные деревянные шесты, неподвластные непогоде. Многие покупали свечи, чтобы зажечь их в память сорока семи и их господина Асано, также погребенного здесь; вот почему над могильными камнями всегда висела низкая туманная дымка. Ниже находились музей, предназначенный для туристов, широкий внутренний дворик, засыпанный щебенкой, и сам храм, типичное буддийское сооружение из бревен и белой штукатурки, какие можно встретить по всей Азии, под черепичной крышей с загнутыми вверх краями, — тысячи китайских ресторанов растиражировали этот образ по всему свету. Между внутренним двориком и кладбищем протекал тот самый ручей, в котором в ту ночь много лет назад самураи омыли отсеченную голову. Здесь все было пропитано преданностью и мужеством вассалов, поклявшихся отомстить за своего господина. Эти люди предпочли умереть, вместо того чтобы жить в бесчестье. Их надгробия тянулись вдоль аллей. Именно здесь они передали священникам голову и получили расписку, которая сейчас хранится в музее.