Александр Тамоников - Жестокое перемирие

Эти трое, видимо, не вызвали у часовых никакого подозрения. Несогласованность во взаимодействии различных подразделений украинской армии была такой же вопиющей, как у гитлеровцев в Великую Отечественную.

Хрен их знает, откуда они направляются и куда. Но вроде свои.

– Документы покажите, – проворчал караульный.

Устраивать рукопашную прямо на мосту Окуленко хотелось меньше всего. Неизвестно, сколько солдат за мостом держат их на прицеле. С документами у липовых бойцов незалежной было все в порядке, если не обращать внимания на некоторые несоответствия физиономий и фотографий. Кряхтя и чертыхаясь, Андрей извлек из внутреннего кармана новенькую солдатскую книжку, сунул караульному. Тот мельком глянул в нее, при этом широко зевнул.

«Сто гривен надо было внутрь положить», – мелькнула у командира шальная мысль.

Он чувствовал, как напряглись его подчиненные, сам подобрался, натянулась пружина в мышцах.

Но проверяющий спокойно закрыл документ, вернул его владельцу и заявил:

– Ладно, хлопцы, топайте, куда вам надо. Может, поспите еще чуток. Слава Украине!

«Без этого никак, – подумал Андрей. – Мантра какая-то».

– Героям слава! Удачно отдежурить, хлопцы.

У двух других солдат часовые документы проверять не стали – какой смысл? Караульный зевал так, что едва не сворачивал челюсть.

– Пароль скажи, – вдруг произнес второй.

В воздухе снова зависло напряжение. Угроза стиснула колени капитана, зазвенела пружина, сжавшаяся до упора.

– Пароль? – удивился Андрей. – Ты что, любезный, охренел?

Караульные засмеялись. Им даже в голову не приходило, что они находились в шаге от смерти.

– Стас прикалывается, не пугайтесь, – сообщил первый. – Проходите, чего застыли!

Ополченцы двинулись дальше на одеревеневших ногах. Поскрипывали бревна наката. Дорофеев опять что-то напевал.

Савельев кряхтел и шаркал ногами.

– Ну и тупые!.. – выдал он свистящим шепотом. – Как пиндосы, так и эти их верные служки.

– А что ты хотел? – сквозь зубы пробормотал Дорофеев. – У пиндосов, которые в Белом доме рулят, даже на эмблеме осел нарисован.

«А на Украине история сразу становится фарсом, – подумал Андрей. – Революции потешные. Воюют так, словно дрова тупым топором рубят. Только и могут снарядами и минами бросаться».

На Савельева нашла какая-то блажь. Он шел и бурчал себе под нос грязные ругательства, поносил последними словами ненавистных оккупантов и агрессоров.

– Да ладно, дружище, не бери в голову, – сказал Дорофеев. – Как говорит в таких случаях мой личный психолог, да пошли они все на хрен, твари долбаные.

Ополченцы сошли с моста и медленно проследовали мимо поднятого шлагбаума и дощатого сооружения, в котором поблескивали огоньки и поскрипывала рация. Дальше темнел контур грузового автомобиля. Несколько человек возились у кузова, вытаскивали оттуда какие-то ящики. Из строения доносился храп. Там давила на массу отдыхающая смена.

– Много их, – прошептал Андрей. – Глупо нападать, пусть стоят.

– Ну да, мы же не эти… – Савельев задумался. – Как их там? Грузинское слово…

– Камикадзе, – подсказал Дорофеев. – Не завидую нашим парням. А нам неплохо, аки посуху прошли. Блин, меня кондратий на мосту чуть не хватил. Мы же под прицелом стояли!.. – Дорофеев быстро глянул по сторонам и засмеялся. – Анекдот в тему вспомнился. Мужик глаза продирает. Наконец-то выспался. Приятно, такая легкость в теле… «А ты кто, дед?» – «А я – апостол Петр. Милости просим, дорогой».

Темнота уже давно сгустилась. Набежала кудлатая муть, закрыла луну.

За мостом дорога раздваивалась. Одна грунтовка убегала вправо через поле, к шапкам перелесков, другая тянулась прямо, к пологому косогору.

Окуленко повел своих людей по первой, и через пару минут они скрылись в густых зарослях тальника. Часовые, стоявшие на мосту, не могли их видеть при всем желании.

Вскоре ополченцы вышли к реке, где глинистые обрывы чередовались полосками неровных пляжей. Андрей просигналил фонариком.

Ждать пришлось недолго. Течение в этом месте было умеренным, пловцов почти не сносило. Они плыли бесшумно. Над водой возвышались головы, руки с оружием и пакетами для мусора, набитыми одеждой.

Первым из реки выбрался Иван в длинных семейных трусах. Он дрожал от холода, отфыркивался, как собака, потом, не церемонясь, стащил с себя трусы и начал их яростно выжимать.

– Ну и как оно, Ванюша? – ласково спросил Андрей. – Нелегкая работа у нас, террористов?