Олег Приходько - Реквием для свидетеля

Был это психологический прессинг или его обычная манера ведения допроса, но Першин начинал себя чувствовать так, как чувствовал на графской даче, и даже хуже того: там он, по крайней мере, сознавал свою правоту перед законом, здесь — представитель закона уверенно-небрежительным отношением подавлял его, парализовывал и, несмотря на возмущение и протест, готовые вырваться наружу, приходилось мобилизовывать остатки воли и чувств, укрощать острое желание схватить следователя за грудки, разбить окно, крикнуть на улицу, что он не намерен терпеть такого к себе отношения, и только каждый раз после очередного вопроса, досчитывая до пяти, отвечал так же кратко и холодно, и в ответах его сквозило неприкрытое: «Ты — так? А я — вот этак! Докажи!» Первенцев, идя на поводу явно сформировавшейся у него (или у кого-то из тех, кто ему приказывал) версии, будучи психологом средних способностей, провоцировал его на такое поведение. «Гордость сердца, — говорят, — особенность честных людей; гордость манер — особенность дураков». Першин слишком много лгал, чтобы считать себя честным человеком; Первенцев слишком много допрашивал, чтобы обнаружить задатки записного дурака — опыта ему было не занимать.

— Кто-нибудь еще присутствовал при этой встрече?

— Не понимаю, какое отношение имеет наша встреча к убийству Луизы? Не понимаю, в какой роли во всем этом действе выступаю я! А если бы я, пользуясь законным правом супруга, переночевал у нее семнадцатого в понедельник… или она у меня, это как-нибудь повлияло бы на ее судьбу?

Он думал, что последует удар кулаком. По столу — как минимум. Что снова услышит набившее оскомину «здесь вопросы задаю я!», и потому говорил быстро, спеша высказать при каждом подвернувшемся случае пространно, а не однозначно «да» или «нет» то, что наболело, достучаться до Пер-венцева-человека и уклониться от объяснений с казенным лицом, маску которого напялил на себя следователь, как только оказался в родном кабинете. Маска эта, как приоритет в постановке вопросов, как подчеркиваемое превосходство, как камуфляж на лицах недавних тюремщиков, вернула Першина за забор графской темницы.

— Скоро все поймете, — пообещал следователь, неожиданно не повысив голоса. — А что касаемо вашего статуса, то именно его я и пытаюсь сейчас определить. Об одном смею вас просить, господин Першин: не усугубляйте своего положения. Не нужно нервничать и добровольно ползти в «сто восемьдесят первую», давая ложные показания. Здесь тоже работают люди. Помогите следствию, и следствие поможет вам.

«Одно и то же, все одно и то же… какие-то одинаковые миры, по совершенно непонятной причине противостоящие друг другу. А между ними пропасть… и я лечу в нее… миры эти вот-вот соприкоснутся и разотрут меня между своими неприступными стенами», — думал Першин, глядя, как утопают в машинке толстые следовательские пальцы.

Телефонный звонок — резче и продолжительнее издевательских звоночков каретки в конце каждой строки. Как будто отсчитывают срок.

— Первенцев!.. Да, диктуй… Где?.. В розыск!

Теперь уже совсем новый взгляд на допрашиваемого: так смотрит партнер по «дураку», вытащив козырь.

— Где Сорокина, Першин?

— Кто?!

Долгожданный удар кулаком по столу — сейчас совсем некстати, но — надежный выход для потерявших управление эмоций:

— Хватит валять дурака!! Вера Алексеевна Сорокина, с которой вы ездили в Сочи и проживали на Морской, 12 с девятнадцатого по двадцать седьмое включительно?!

«То-то сочинская квартиросдатчица держала у себя паспорта! Эх, как все поставлено в этом «неполицейском» государстве!.. Отчего только преступность процветает, непонятно…»

Теперь уж статус определен несомненно, и вовсе не по отсутствию должного обращения. Сказать, что Вера у подруги?.. Проверят — допросят, как пить дать! О том, что он появился накануне отъезда и оставил на хранение «одну вещицу», Нонна может умолчать. А может, и нет, узнав об убийстве законной супруги. «Вещица» тянет на чек в десять тысяч.

«Интересно, а если вообще замолчать, бить будут?»

— Не знаю. Она уехала на день раньше. После возвращения я ей не звонил, мы не виделись.

— Вы пьете?

— С чего вы взяли?

— Отвечать на вопрос!

— В меру.

— Да? А вот гражданка Морозова…

— Гражданке Морозовой, конечно, виднее. Хорошо, не в меру. Алкоголик я. Имею обыкновение надираться до поросячьего визга. Особенно перед операциями.

— Операциями меня стращать не нужно, Першин.