Олег Приходько - Реквием для свидетеля

— Ничего… прошу.

Убранство сияющей светом хрусталя квартиры — зеркала, импортная мебель, зеленый, под цвет травы, палас, задрапированная бархатом стена прихожей с деревянными панелями — все было новым, холодным, претенциозным, словно он вошел не в жилище, а в преддверие ритуального зала или какой-нибудь офис.

— Наташа, поставь чайник, — проговорил Масличкин с отчетливым подтекстом: «Возьми себя в руки». Поручение имело целью скорее отослать жену, чем проявить гостеприимство: полная дымящаяся чашка в руке хозяина свидетельствовала о том, что чай только что вскипел.

— Спасибо, не беспокойтесь, я ненадолго.

Наталья Иосифовна проскользнула на кухню, притворила за собою дверь. Першин вошел вслед за хозяином в гостиную, сел на краешек кожаного дивана и оказался напротив большого черно-белого фотопортрета Кати, висевшего над пианино цвета слоновой кости.

— Позвольте выразить вам мое сочувствие, — тихо сказал он, стараясь поймать ускользающий взгляд Масличкина.

Тот кивнул, расслабленно опустился на круглый вертящийся стульчик.

— Виктор Петрович, — выдержав для приличия паузу, начал Першин, — я встретил в Сочи Наталью Иосифовну. Мне показалось, она обижена на меня?

— Не будем об этом, — сухо ответил Масличкин.

— Чем же я виноват перед вами?

— Вас никто ни в чем не обвиняет.

— Кто вам посоветовал обратиться ко мне, если не секрет?

— Одна наша знакомая.

— Вы что же, позвонили знакомой…

— Нет. Раньше. Когда вы спасли онкологического больного, обреченного на смерть, многие говорили о вашем божественном даре.

— Выходит, это наша общая знакомая? — насторожился Першин. — Могу я в таком случае спросить, кто она?

— Некто Градиевская. Это имеет значение?

Появление в этой истории Алоизии было и вовсе неожиданным.

— Для меня имеет, — промямлил Першин, силясь выстроить логическую последовательность вопросов. — Так или иначе, я не заслужил вашей обиды.

— О какой обиде вы говорите? — посмотрел Масличкин на гостя, но тут же отвел взгляд и уставился в пол, найдя в своем отражении более достойного собеседника. — Наташа — женщина, ее можно понять.

— В чем?

— Послушайте!.. Мы, конечно, знали, что Катины шансы невелики, но ведь вы сами пообещали, что она выживет? Ваш главврач Кошкин…

— Зайцев.

— Что?.. Да, Зайцев… Он сказал, что вас в срочном порядке откомандировали куда-то по настоянию министерского начальства. Представьте, каково ей было видеть вас на южном курорте!

Попытка объяснить свое исчезновение несомненно была бы истолкована Масличкиным как попытка оправдаться, а история с похищением и вовсе бы выглядела несуразицей.

— Виктор Петрович, — помолчав, заговорил Першин, — что все-таки толкнуло Катю на такой шаг?

Масличкин не ответил. Плечи его вдруг содрогнулись в беззвучном рыдании, и Першин нисколько бы не удивился, если бы он потребовал выйти вон. Но, справившись с собою, Масличкин поднял на него неожиданно злые глаза:

— Меня достаточно спрашивали об этом в милиции. Вы что, хотите найти виновника? Вам от этого станет легче?

— Я же не из милиции, Виктор Петрович, — как можно мягче ответил Першин. — Есть некоторые детали прозекторского обследования, которые не укладываются в классическую картину посттравматической гематомы.

— Не понимаю!

— Мне бы хотелось выяснить, насколько… насколько уравновешенным человеком была Катя?

— То есть не была ли она сумасшедшей? Это вы хотите узнать?.. Нет, не была! Тихая, скромная девочка. Во всяком случае, обращаться к невропатологу повода не давала.

— Вы говорили, она ощущала необычную легкость?

— Я говорил?

— Там, в приемной.

— Не помню. Хотя она действительно смеялась, подпрыгивала, называла себя «мыльным пузырем», пребывала в приподнятом настроении…

— Давно?

— Что «давно»?

— Когда вы заметили эту страсть к преодолению гравитации?

— Вероятно, весной… Да, весной. Весной все чувствуют прилив сил. Я не знаю, как это произошло. Мы находились в соседней комнате, когда услышали крик. — Масличкин снова замолчал. Совсем непохожая на него Катя весело смотрела на Першина с траурного портрета. — Послушайте, доктор, чего вы хотите? Нас уже допрашивали — порознь и вместе. Никаких причин для самоубийства у Кати не было и быть не могло, это был несчастный случай. Она полезла на балкон, у нас там стол-«книга» стоит, поскользнулась или споткнулась… Да зачем теперь устанавливать причину, зачем вы льете уксус мне на рану, вы что, получаете от этого удовольствие, черт возьми?!