Петр Катериничев - Повелитель снов

– И чем я им не глянулся?

– Тут тебе виднее, парень, каких в ихней Африке ты дел понатворил, раз такие люди приземлить тебя и на правиґло призвать озаботились.

– Не был я в Африке.

– А нам какое дело? Был, не был? Нам сказано – упаковать, мы и упаковали.

– Не пойму. Сначала валить меня хотели вглухую, а тут вдруг – паковать…

– Ты что, торопишься?

– Смерть никто не торопит. Но сама она успевает ко всем.

– Логично излагаешь. Грамотный. И человека ихнего в переулке – грамотно уработал. И Геру нашего недалекого. Да ты не переживай…

– Вы меня не больно зарежете…

Лука ухмыльнулся:

– Шутишь? Приятно. Хорошо держишься. И хочется пообещать по знакомству, что смерть твоя будет легкой, как дуновение бриза, но… Как скажут, так и зарежем.

Все фонило в этом Луке… То – сплошной «серп и молот», то – «дуновение бриза»… Впрочем, если был он на зоне в авторитете, то вполне мог всю тамошнюю библиотечку осилить да словес поднабраться… А выражаются такие вот крученые всегда мутно. Вот только… И на блатного он не шибко похож. Короче – мутный.

– Крепкий ты мужчина, – тихо продолжил Лука. – Сдержанный. Не замельтешил, не заканючил… А то многие начинали кто – волком выть, кто – горы златые сулить… А ты – молчишь. Знать, в вызволение не веришь. Чуешь – виноват.

А наварил бы я сейчас этому философу ломом по хребту!

– Да он сейчас – как рыба на крючке: понял, что попал, так чего зря дергаться? – подал голос Сева. – Только душу зазря изорвешь.

– Это да, – вздохнул Лука. – Пригорюнился, закончил: – Все изрывают. В клочья. Жизнь такая.

– Опять начинаешь…

– Продолжаю. Алеф сам приедет?

– Сам. Важную птицу мы зацепили.

– Редкую, – не удержался я.

– Во, ожил основательно. Но ненадолго. – Сева нервически хохотнул. – Тебе бы по голове настучать больно, за Геру посчитаться, да нельзя. Алеф с тобою потолковать хотел. Как начнет, там и увидим: редкая ты птица или просто бройлер. Слухи ходили, Алеф большой мастер на всякие штуки. Ни крови, ничего, а боль такая, что маму родную продашь…

– Маму родную все продают. Рано или поздно, – глухо проговорил Лука.

– Ты чего? Это и я – продал? – возмутился Сева.

– И ты. Где теперь твоя мама? В деревеньке на пенсию век коротает да ждет не дождется, когда сынок заглянет. И мнится ей – может, женится, может, внуков она еще понянчит… А ты – по профурам таскаешься, да нехорошая болезнь у тебя печенку выжирает… Проплачет глаза твоя мама да и помрет, тебя, бестолкового, не дождавшись. А то – посадят. Или убьют. Тогда – точно не дождется.

– Ты каркай, ворон, да на свою голову!

– На свою ли, на твою – там знают, кого и когда прибрать.

– Это где – там?

– Известно где.

– Слушай, Лука, раз ты такой умный, что живешь по-глупому?

– Жизнь смолоду как враскосяк пошла, так и не остановить. Судьба.

– Ну а раз так – прекрати нудить. Нудота твоя вся – от похмела тяжелого. И глотком-другим разогнать ты ее не можешь… Вот сердечко и танцует тревогой, вот и грузишь всех… А как с этим разберемся, пойдешь ты в свою камору, выцедишь килограмм «беленькой» и – сны смотреть. Хотя – какие у тебя сны… Кошмары черные.

– Не понимаешь ты. Вот мне уже сорок четыре, а что я в жизни повидал хорошего? И куда ни посмотрю, везде то же западло, только прозывается иначе: политика, экономика… Вот и выходит: жизнь вообще штука зряшная.

– Но приятная. А ты бы с этим вот местами поменялся, а?

– Может, дальше лучше будет?

– Будет. – Сева подобрался. – Вроде машина. Видишь, фарами по небу чертит. И толкани этого черного истукана, он там не заснул за штурвалом? Эй, Рауль!

– Это он по натуре такой. По типу тихий. А только если бы он этому по затылку не наварил, глядишь, сидели бы мы тут… Даром что по-нашему ничего не разумеет. Может, оно и к лучшему.

– Ну что, парень, готов к встрече с прекрасным? – развернулся ко мне Сева.

– Всегда готов.

Берег был высок, но не скалист. Море плескалось метрах в тридцати внизу, и воздух был напоен им. Солнце уже зашло, и небо словно засыпало, меняя цвета – от алого зарева на западе до оранжево-золотистого, насыщенно-синего и густо-фиолетового на востоке… И на мгновение показалось, сам Повелитель снов раскрыл над этой древней землей свой волшебный зонтик, чтобы в них рассказать людям о том, что они пропустили явью…

Меня выволокли из машины; Лука и Сева стали по бокам. Подъехавший автомобиль остановился, седовласый господин в отменно сшитом летнем костюме распахнул водительскую дверцу и вышел. Признаться, я был готов увидеть кого угодно: Дэвида Дэниэлса, генерала Александра Петровича, Мориса и даже несуразного Гошу… Но увидел, как и положено, «черного человека». Темнокожий, с властным лицом и небольшой ухоженной бородкой; Рауль занял место рядом и чуть позади. Алеф приблизился вплотную, спросил по-английски: