Петр Катериничев - Повелитель снов

Приложил я его со страху жестко. И в себя он может прийти и через пять минут, и через сутки. А мне бы его порасспросить… Нет, не удастся.

Из переулка на пустырь выкатилась целая ватага мальчишек с видавшим виды футбольным мячом. Что им за интерес гонять по пыльному пустырю мяч в такую жару – этим вопросом я даже не задавался: сам был такой.

– Эй, пацаны! Тут человеку плохо! Солнечный удар!

Ребята подошли гурьбой, остановились полукругом.

– Он же негр! У них солнце жарче! – усомнился один.

– Никакой он не негр. Просто темный. У негров волосы курчавые, у этого – прямые.

– Но и не русский.

– Ребят, давай его в тенечек оттащим, а? – сказал я. – Полежит и оклемается.

Один вытащил бутылку с водой, отвернул крышку, полил беспамятному незнакомцу на голову. Констатировал:

– Не шипит. Значит – жить будет.

– Тенечек здесь – только у помойки, – сказал другой.

Мне подумалось, что там ему самое место. Но вслух я произнес:

– Все лучше, чем на солнцепеке…

– А вы, дяденька, ему кто? – поинтересовался один из пареньков, тот, что постарше.

– Никто. Прохожий.

– А-а-а-а… – протянул парень. Скомандовал ватаге: – Ну что смотрите? Поможем турку? – Глянул на меня, поправился: – Типа туристу? Хватайте за руки, за ноги и – в тень.

А я развернулся и – пошел прочь. За участь стрелка опасаться не приходилось. Очнется он, ясное дело, без часов, ботинок, пиджака… И ребятишки, и бомжи молчать обо всем будут, как черноморская кефаль. И меня при встрече не признают. Вот такая у нас страна.

Я вернулся на набережную. Сидел, щурился под жарким солнцем, напевая: «Самое синее в море, Черное море мое…»

Курил пятую сигарету подряд. Кажется, руки перестали дрожать. Нет, дрожат родимые. И все оттого, что мне хочется сорваться с этой лавчонки и бежать куда глаза глядят – скрыться, исчезнуть, забиться на третью полку плацкарты под видом бесхозного баула и вернуться в темноту и зиму необустроенной своей квартирки, свернуться там под одеялом и горевать искренне и бесконечно, размышляя о жестокости и несовершенстве мира!

И как мы определим эдакое состояние? Психоз. Невроз. Стресс. Как славно, когда образование позволяет вспоминать ничего не значащие слова, которые все объясняют!

Бродить по незнакомому городу, как по пустырю, да еще вслепую было верхом безрассудства. Хотя к рассудочным интеллектуалам себя я никогда и не относил, а все же… Пора привязываться к местности по-серьезному. Ну а поскольку справочник «Who Is Who» в Бактрии отсутствует по определению, придется обратиться к живым людям.

И вспомнился мне капитан Саша Гнатюк. Где-то он теперь? Город маленький: остановить первого встречного и спросить: «Мужик, Гнатюка знаешь?» Он ответит: «А как же!» И даже напоет, к примеру: «Дывлюсь я на нэбо тай думку гадаю…» Из Дмитро Гнатюка. Или из другого: «Барабан был плох, барабанщик – бог…» И даже приведет старинную, четвертьвековой давности считалочку: «Як спивають Гнатюки, с серця рвуться матюки!»

Ладно. Поскольку заведение, где работал Александр Петрович Гнатюк, сохранилось в полной неге и неприкасаемости, отзвонимся туда. Много воды утекло, а все же…

Телефон я узнал по справочному, и через пять минут строгий голос ответил:

– Дежурный лейтенант Гречко.

– Быть тебе маршалом, лейтенант, с такой фамилией. Песню помнишь? «Барабан был плох, барабанщик – бог…»

– Представьтесь, пожалуйста. Вы по какому вопросу?

– «Ты, судьба, барабань на всю планету…» – продолжал я веселиться. – Сообразил, лейтенант Гречко? Гнатюк мне нужен. Александр Петрович. Книжку «Судьба барабанщика» читал? Вот я из нее.

Книжку лейтенант Гречко наверняка не читал. Но слово «барабан», как и «барабанщик», понимает верно, как все служивые люди. По идее, агент Гнатюка должен знать телефон своего куратора. Но не знает. Почему? Потому что был в отключке. Или в отлучке. Длительной. Например, сидел сиднем. Лет десять. А теперь вот объявился и желает «сообчить и поспособствовать». То ли выявлению неразоблачившихся перед партией врагов перманентной апельсиновой революции, то ли примазавшихся к победителям супротивников нового строя, то ли поспособствовать еще какому благому начинанию.

В трубке повисло молчание. Честно говоря, ждал я с некоторым напряжением. А что, если Гнатюк Александр Петрович давно покинул сие заведение и отдыхает мирным шашлычником? Или турецкоподданным? Или… Наконец, лейтенант ответил: