Петр Катериничев: Повелитель снов

– Повальный ящур?

– Примерно с десяти вечера до часу ночи играли в русскую рулетку.

– Три часа? Ого! Да им везло!

– Пока не повезло окончательно. Последний – застрелился. И знаешь, что самое удивительное?

– Неужели револьвер принадлежал Феликсу Эдмундовичу?

– Они не пили. Не курили траву. Не ширялись. Просто сидели, крутили барабан и сосредоточенно щелкали курком. Как на работе. Пока не пристрелялись все.

Бобров замолчал, вынул сигарету, закурил:

– И это – еще не все!

– Не все?! – подыграл Аскеров.

– По Бактрии поползли слухи. Что кто-то нашел тот самый медальон и теперь вытворяет с людьми что хочет. Последний случай: мэр приказал долго жить.

– Неужели тоже самоубился? По неопытности – двумя выстрелами в голову?

Бобров едва заметно развел губы в улыбке:

– Это в столицах у них. В провинции проще.

– Котлеткой подавился?

– Много лет страдал ишемией, а тут – власть переменилась, с него собрались спросить за безвременно потраченные денюжки, вот и… Острая сердечная недостаточность. Со всякими бывает. Но! Город приписал сие все той жес и л е. Этому поверили все и безоговорочно.

– Короче, объявился Зорро и мстит всем за поругание родного края и личную невостребованность.

– Вполне возможно. А теперь, Аскер, давай без ерничества: что думаешь серьезно?

– А я и серьезно вполне допускаю наличие нечистой силы. Я же тебе цитировал: «видимым же всем и невидимым». Вот эти невидимые – они и есть. Исключая ангелов, понятно.

– Саша!

– Хотя зло, конечно, не есть сущее. Оно существует только в делах людей, добровольно отринувших путь истины и…

– Аскер! Ты понял, почему я тебя выбрал? И вытащил из знойного Йемена?

– Вестимо. Чтобы наградить.

– Ты поедешь в Бактрию и будешь там новоявленным гуру. Своим. Внешность у тебя подходящая.

– Да я в их ритуалах запутаюсь!

– Свои выдумай.

Аскеров задумался, покачал головой:

– Хлипковато. Да и долго. Пока расшаманюсь, пока клиентуру подберу да с коллегами начну общаться… Результат у тебя, Сергей Сергеевич, когда требуют?

– Вчера.

– Может, журналистом?

– На журналиста ты похож, как я – на президента Мадагаскара.

– Тогда – новым русским поеду, а?

– Без охраны?

– Экстравагантным. Новая формация. На «порше». Скажем, пополнять коллекцию всяким хламом. Монеты, кальяны, то-се…

– Пошиковать хочешь? Смету не утвердят.

– Если покойный – товарищ Самого – утвердят.

– А ты наглый.

– Есть немного.

– Тогда лучше – перекупщиком.

– Да эти ребята расколют меня «на раз».

– И – что? Водичка там отстойная – мутиґ. Чем больше муґти, тем больше рыбы. Остается поймать золотую.

– И – загадать желание.

– И какое у тебя желание, Аскер?

– Стать героем.

– По существу что скажешь?

– Лучший способ спрятать что-то значимое – это придать происходящему форму фарса. Иллюзиона. Маскарада. Шабаша.

Аскер взял со стола скрепку и в несколько движений свернул ее в замысловатую фигурку, напоминающую китайский иероглиф.

– Спеца бы послушать, – сказал он.

– Сидит в приемной. Старичок. Но – крепкий.

– Не Абдурахман?

– Леонид Ильич.

– Во как!

– Профессор, ветеран борьбы с лысенковщиной; умный аппаратчик; всю жизнь курировал «псевдонаучные проекты»: сначала кибернетику, потом генетику… С середины семидесятых по начало девяностых был куратором от ЦК КПСС одного из управлений Одиннадцатого Главного [1].

– «Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой…» И он готов выложить нам по интересующему вопросу всю правду?

– Всей правды ни по одному вопросу не знает никто. А если знает, то не скажет. Но, будем надеяться, пояснит, откуда в курортной Бактрии столько… нечисти.

– «В заповедных и дремучих страшных муромских лесах всяка нечисть бродит тучей и в прохожих сеет страх…» Кто это может объяснить, кроме поэтов?

– Теоретики.

Аскеров тяжко вздохнул:

– В мире подлунном каких только тварей не водится. И все – Божьи. Если не выяснится обратное.

Леониду Ильичу Аркадину было крепко за семьдесят. И казалось очевидным: лучшие времена для него – в прошлом. Его двубортный костюм, сшитый у хорошего портного из отборного бостона, некогда сам по себе причислял его обладателя к элите и выдавал в нем если и не партийного – партийцы тех времен не позволяли даже малейшей политонии в расцветке, – да, не партийного, но все же большого государственного человека, скорее всего ученого. Такое мнение подтверждали и очки в старорежимной золотой оправе; возможно, в те же далекие поры они и придавали мужчине вид академического иерарха, но не теперь: и костюм, и оправа, и галстук – все это выглядело сейчас музейными экспонатами тридцатилетней давности, а сам Леонид Ильич смотрелся актеришкой из массовки, обряженным на скорую руку для съемок проходного сериала «про тех времён».