Петр Катериничев - Иллюзия отражения

– Ты тоже научилась?

– Плевать?

– Да.

– Честно? Тоже.

– А почему сидишь здесь со мной?

– Дронов, ты – как солнышко. Или как воскресенье. С тобой можно отдыхать душой.

– Может, я придурок?

– Для кого-то – наверное. Но не для меня. Ты умный, очень непростой, порою печальный, но все это... Вот пытаюсь я сформулировать и – не могу. Таких, как ты, не хватает всем.

– Столько узнаешь о себе за один вечер...

– Это чистая правда.

– Возгоржусь.

– Не-а. Ты сам не замечаешь свою искренность. Потому что ты такой. А мир вокруг – театр. Кукольный. И живых здесь немного.

– Но мы – живые.

– Пока.

– А потом?

– Как Бог даст. Выпью-ка я водки. Будешь, Олег?

– Нет.

– Как знаешь. – Людмилка налила себе по-русски, на три четверти стакана, выпила мелкими глотками, словно лекарство, поморщилась, раскусила дольку лимона, присыпанную сахарной пудрой, напела вполголоса: – «Вдоль дороги лес густой с бабами-ягами... А в конце дороги той...» Во что ты пытаешься вломиться, Дронов? Даже для меня, глупой девушки, ясно: меньше знаешь – легче спишь. И – дольше живешь.

– Меня уже вломили. Так что выбирать не приходится. Кстати, о Сен-Клере...

– Что – Сен-Клер?

– Он знал слишком много?

– О чем?

– Например, о твоем заведении. Или о его постановочной части. Кем хотел стать он? Инквизитором? Поэтом? Или – Повелителем Штормов?

– Пошел ты!

– Но в гостях он часто бывал?

– Все бывают. Ты вот тоже сидишь, чаек попиваешь. Я тебе уже сказала, Дрон: о клиентах – никакой информации.

– Личной.

– А общественную ты из газет узнавай. Светская хроника называется.

– Людмилка...

– Что – Людмилка? С гибелью Сен-Клера мир не закончился и свет не померк. И ничего я тебе ни о ком не скажу.

– Ты сама выдумываешь свои шоу для клиентов? Или есть сорежиссеры? Сценаристы? Постановщики трюков?

– Слушай, Дронов, мой бизнес тебя не касается, понял! Если не желаешь мирно чаек пьянствовать, вали туда, откуда пришел! Тоже, Пал Палыч Знаменский! Железный Феликс, елы-палы! Холодные мысли, горячие уши, прозрачные слезы!

– Ты чего разошлась, Люська?

– Да ведешь себя, как...

– Извини. У меня было трудное детство, ты же знаешь.

– Угу. И со скользкого подоконника ты не раз навернулся.

– Где он жил?

– Кто?

– Сен-Клер. Он ведь не останавливался в гостинице.

– Как где? У тетки. Это все знают.

– У какой тетки?

– Ее зовут Элен Аленборо. Герцогиня.

– Англичанка?

– Да. Сестра матери покойного Эдгара. Она живет на Саратоне уже лет двадцать.

– Одна?

– Одна. Если не считать прислуги: какая-то престарелая чета Джонсов.

– Почему Сен-Клер останавливался у нее?

– Любил. Его мать умерла, когда Эдгару было семь или восемь лет.

– Сен-Клер-старший занимался сыном?

– Сен-Клер-старший способен заниматься только деньгами. Младший воспитывался в частных школах Англии. А свободное время проводил у тети Элен. Она старая дева. Относилась к мальчишке как к сыну.

– Где находится дом леди Аленборо?

– У нее свое поместье. На южной окраине острова.

– Тогда... Как Сен-Клер попал прошлой ночью на пляж отеля «Саратона»?

– Кто его знает. Мальчик он был взрослый.

– И девочка...

– Кто?

– Девочка. Алина Арбаева.

– При чем здесь Арбаева? Она сутки назад на Саратону приехала. Впервые. И о нашем веселом месте ничего не знала.

– Ой ли?

– Опять начинаешь?

– Я не о том, Люська. Ведь ты не одна в этом многоярусном театрике... Нельзя объять необъятное. А что, «если кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет...».

– Тогда – это плохо. Тогда я чего-то не знаю в своем хозяйстве, так? – помрачнела Кузнецова. – Ты имеешь в виду кого-то конкретно?

– Болтаю. Язык-то без костей.

– А видок у тебя невеселый.

– Алина и Эдгар. Звучит как название античной трагедии.

– О чем ты думаешь сейчас, Дронов?

– О том, кто будет следующим.

Сказать, что я покинул «обитель порока» с легким сердцем – ложь. Простая мысль – «кто будет следующим?» – лишала покоя напрочь.

Я спустился по той же дубовой лесенке, привратник Хосе открыл дверь, и я вышел в проулок и зашагал вниз по пустынной улочке, велосипед покатил рядом. Прошел до перекрестка, остановился, вытянул сигареты, чиркнул колесиком зажигалки, чуть нагнул голову, чтобы прикурить, и – словно тонная тяжесть обрушилась мне на плечи, а горло захлестнула удавка.

Одним движением я выхватил из накладного кармана комбинезона отвертку, подогнул ноги и ударил. Остро отточенное жало вошло легко, как в масло; я ударил снова, выше; послышался вскрик, хватка чуть ослабла, а я, упав на колени, швырнул нападавшего через спину.