Ломиться в эфир сейчас, когда близ острова барражируют американский «Аякс» и наш «Ту», не было никакого смысла. Оставалось ждать. Недолго. Как только девочка Катя покинет Саратону, «Ту» уйдет, уйдут суда поддержки, и американцы перестанут жечь керосин: тронутся сопровождать. Но для верности следует выждать часов восемь. Признаться, перспектива спокойного восьмичасового сна меня ласкала, как прохладная вода близкого оазиса – разгоряченного странника пустыни. Но спать я отчего-то не мог вовсе.
Лежал и смотрел в темную пустоту. Возможно, я и засыпал, и снились мне какие-то заброшенные города, по которым я бродил бессмысленно и бездомно... А потом снова темнота, и снова – метания по пустым улицам, среди обветшалых строений и покинутых домов... Говорят, это нервы.
К работе я приступил во второй половине дня. Включил компьютер, ввел пароли и через Интернет вошел в базу данных корпорации. Досье высокопоставленных особ, как и досье их чад и домочадцев в «World News», регулярно пополнялись. Сначала я выкачал информацию о тех, кто бывал на Саратоне; потом – на людей, чьи родители могли заинтересовать Али Латифа в его схеме; постепенно список выстроился, я перепроверил его, варьируя фамилии возможных «потерпевших» по разным признакам, начиная от доступа родителей к секретам и тайнам и занимаемой должности и заканчивая проверкой их банковских счетов и состояний на данный момент.
Постепенно я начал понимать, что за махина – эта информационная корпорация: словно волшебная палочка феи, она могла вознести любого из смертных на самый высокий подиум, в самый центр общественного внимания... Гениальные продюсеры, режиссеры, сценаристы могли сконструировать из одной и той же информации волшебный коктейль: для одних – пьянящий, для других – убийственный. В зависимости от прихоти постановщика. Так создавались гении и злодеи, тираны и спасители, мучители и герои... Это был целый мир, и он был красочен, соткан из сказок и грез и оттого казался яснее и могущественнее настоящего.
Я надиктовал на автоответчик телефонного аппарата сорок восемь сообщений. В каждом – имя и дата рождения. Потом соединил телефон с компьютером, вошел в программу сокрытия абонента – такая предусматривалась корпорацией, если кто-то из ее корреспондентов был «на крючке», но должен был незамедлительно сообщить важную информацию, причем так, чтобы его не обнаружили: звонок пускался через систему телефонов-автоматов США или Европы: тем самым ни номер, ни месторасположение абонента отследить и отыскать было практически невозможно.
В досье были зафиксированы не только телефоны заинтересовавших меня людей, но и образцы речи каждого; я ввел программу, способную идентифицировать абонента по голосу: нужно было быть уверенным, что сообщение попало именно тому адресату, которому предназначалось. Свой голос «компьютерной версткой» я изменил на приятный дискант.
Все мои звонки адресовались на домашние телефоны и личные мобильные «бриллиантовых деток»; звонки на каждый адрес должны были повторяться каждые десять минут: так повышалась вероятность, что рано или поздно человек, получивший установку на самоубийство, получит и пароль, освобождающий его от тяжких чар мутного зазеркалья. Ну а если кто-то услышит свое имя и дату рождения несколько раз, не беда: решит, что все это – затянувшаяся и неумная шутка.
– «По острым иглам яркого огня бегу, бегу – дорогам нет конца...» – напел я тихонько и отправил послания в эфир.
Разумом я понимал, что, несмотря на все предосторожности, рано или поздно этот компьютер запеленгуют: слишком важными были адресаты. Вернее, их родители. Но мне нужно было убедиться, что все они получили пароли. Я сидел перед экраном, покусывая спичку – сигареты кончились, – и наблюдал, как алые огоньки на моей схеме сменяются желтыми – абонент принял вызов, и зелеными – сообщение дошло до того адресата, которому предназначалось.
Не знаю, сколько минуло времени, да и текло ли оно... Красных маркеров становилось все меньше, зеленых больше, но сидеть и тупо смотреть в экран становилось невыносимым... И – мучило еще что-то несделанное...
И мне вспомнилась герцогиня Элен Аленборо: «Вспоминайте иногда обо мне. И еще... Я уверена, Эдгар не был самоубийцей... Иначе... Я лишусь всего. Даже надежды помочь его душе заупокойной мессой...»
Герцогиня тогда устало прикрыла веки, лицо ее казалось совершенно измученным, и я вдруг понял – гибель племянника была для нее настоящим горем, горем острым и близким... «Надежность и надежда – это почти одно и то же. Надежда на то, что впереди меня ждет Мир Горний, в котором и осуществится все, что утеряно в этом».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу