— Куда?!
— В Кимры, на Волгу. Там она жила с тещей Ямковецкого.
— Ну и?..
— Теща сказала, будто загуляла Илона, колоться начала, а после в Москву подалась, и больше она ее не видела. Я все, как она сказала, отписал и забыл, а пятого он объявился у меня дома. Просил ее поводить, телефон дал.
— Адрес в Кимрах?
Он наморщил лоб, помотал головой:
— Не помню, — посмотрел вначале на Шерифа, потом на меня. — В июне дело было, забыл… Где-то на берегу… Розы Люксембург… дом не знаю. Деревянный такой, одноэтажный.
— По какой статье сидел?
— По сто пятьдесят шестой, часть пятая.
Вопрос был вовсе не праздным. Меня сразу удивило, что Ямковецкий — судя по его действиям, хитрый и скрытный человек, который ведет большую игру с Майвиным, — поставив на кон собственную дочь, обратился за помощью к такому трусоватому олуху, как этот Рыжий. Статья предусматривала наказание за нарушение правил торговли.
— Почему он к тебе пришел?
— Он меня пару раз на зоне крепко выручал. Я у него вроде как должник.
По паспорту Рыжему было сорок пять лет. Рыхлый, нетренированный, с расшатанными нервами, он поначалу петушился в запале, а теперь потух. Я догадывался, о чем он думает: если Ямковецкий узнает, что он раскололся, его постигнет участь Рябчика. Жалости к этому дерьму у меня не было никакой: только что он пытался меня убить и, вне сомнения, сделал бы это, если бы умел стрелять.
— Кто такой Матюшин? Чья машина?
— Знакомый одолжил.
— Пистолет тоже его?
— Нет. Бугая.
— Рябчика Бугай задушил?
— Да не знаю я! Не было меня там!
Я намотал на руку его галстук, заставил встать.
— Врешь, сволочь! Ты же Рябчика с Бугаем на это дело подписал, велел им мой адрес выяснить! Докладывал Ямковецкому, что Илона в сыскную контору обращалась? Говори, тварь, докладывал?!
Он хрипел, мотал головой, скрипел зубами от злобы и бессилия.
— Нет… нет… я не… диспетчеру…
Я поймал себя на том, что нервничаю и задаю ненужные вопросы: конечно, он сообщил мои координаты, отрабатывая полученные сребреники! Видимо, у Ямковецкого в отношении Илоны были серьезные намерения, и Рыжего он знал слишком хорошо, чтобы посвящать его в подробности их отношений.
— Слушай меня внимательно, Рыжий! — тихо, но внятно сказал я, не ослабляя удавки. — Сейчас ты позвонишь этой диспетчерше и скажешь: охрана у Илоны из пяти человек; трое в квартире, двое во дворе, но самой ее там нет. Майвин перевез ее в гостиницу «Байкал». Запомнил? «Бай-кал» — есть такое озеро.
Я отпустил его, вынул из кармана телефон и набрал номер, потом приставил к его животу пистолет:
— Одно слово лишнее — кладбище рядом.
Само собой, я не собирался осквернять Гольяновское кладбище, где был похоронен мой лучший друг Петя Швец, убитый такими же наймитами, как этот.
— Я слушаю, — раздался в наушнике старушечий голос.
У Рыжего в зобу дыханье сперло. Он нервно теребил ворот порванной рубахи, безмолвно шевеля губами. Пришлось прижать ствол плотнее.
— П-передайте д-для Да-авыдова, — стуча зубами, шепотом сказал Рыжий: — Д-двое во дворе и… трое в доме. Ее там нет… ее увезли в «Байкал»… эт-то озеро такое…
Ствол придавил ему живот и уперся в позвоночник.
— Гостиница, — подсказал я сквозь зубы.
— Гостиница, — повторил он.
В трубке что-то затрещало, я подумал, что это храпит старуха диспетчер, усыпленная скучной репризой Рыжего.
— Все записано, — неожиданно бодро доложила она после паузы. — Позвонит Давыдов — я ему передам.
Я спрятал трубку, вернул ему паспорт и деньги.
— Пошел в машину! — развернул за плечо и подтолкнул к «Жигулям».
Он покорно направился за овальным световым пятном; ноги его ступали нетвердо — трудно было поверить, что меньше часа назад он, размахивая заряженным пистолетом, бежал от меня с проворностью зайца.
Когда он наклонился, чтобы сесть в искалеченную машину, я ударил его по шее и, подхватив под мышки, усадил за руль. Удар был рассчитанно слабым, чтобы перед тем, как отрубиться, Рыжий успел допить оставшуюся водку. Что он и сделал — прямо из горлышка, непосредственно из моих рук.
Я позвонил по 02 и сообщил об автомобильной аварии в национальном парке «Лосиный остров» с северной стороны Гольяновского кладбища.
Одно из величайших достижений отечественной демократии выразилось в появлении ночных магазинов — в этом у нас с напарником разногласий не было. Ненастной сентябрьской полночью мы вошли в гастроном, купили большой полиэтиленовый мешок и набили его всяческой снедью, чтобы в ближайшие двое суток к этому вопросу не возвращаться.
Читать дальше