Следуя Правилам дорожного движения, я включил правый поворот и посмотрел налево. К тыльной стороне магазина «Все для дома» подкатили белые «Жигули». На перекрестке сработал светофор, и в Щелковском направлении хлынул поток мокрых авто, в каждом из которых отражались фонари, фары следовавших сзади, стоп-сигналы и габариты шедших впереди, словно кто-то выпустил вдоль шоссе целую кассету сигнальных огней. Подобно праздничному фейерверку они устремлялись в темное пространство и рассыпались на ближайшем перекрестке вправо и влево, только одна точка — белые «Жигули» — оставалась неподвижной. Задняя дверца распахнулась, и в разноцветье огней я увидел силуэт пассажира, показавшийся мне страшно знакомым. Ну конечно! Из салона выходил не кто иной, как сам Владимир Владимирович Маяковский, с детства знакомый мне по своей чугунной копии на одноименной площади.
«Ну, Козел, считай подфартило: сам Бугай приехал проведать Телку!..» — все это я сказал себе уже на бегу, перекладывая пистолет имени Макарова из кобуры в карман куртки.
Бугай, оглянувшись, направился в проезд и скрылся за углом. Перейдя на шаг, чтобы не будоражить воображение оставшихся в «Жигулях», я свернул за угол, сделал десяток шагов в глубь двора и в растерянности остановился, не увидев ни Бугая, ни картины его захвата людьми Майвина. Если даже я что-то неправильно понял и он был одним из них — все равно: куда он, спрашивается, с его могучей фактурой, мог запропаститься?..
Догадка о том, что Бугай — пришелец и способы его перемещения в пространстве еще недостаточно изучены, оказалась несостоятельной; чья-то рука, подобная слоновьему хоботу, легла на мое горло и прижала голову к могучей груди.
— Я тебя предупреждал, чтобы ты здесь не появлялся? — пророкотало высоко в небе.
— П-пр… редуп-преж-жда-ли, — вырвалось сипение из моего бедного горла.
— Предупреждал, что пожалеешь о своем появлении на свет?
— Я и т-так… ж-жалею… — честно признался я.
Большой рост имеет свои плюсы и свои минусы. Плюсы заключаются в том, что человеку большого роста все люди кажутся лодками с налипшими на донья ракушками, которые нужно счищать перед тем, как плыть в революцию дальше. А минус двухметроворостого в том, что, когда он оказывается позади таэквондиста третьего дана, его мошонка находится точно на расстоянии резко выброшенной ребром назад ладони. Земной поклон Бугая я встретил киковым прямым ударом стопы, по-корейски именуемым «ап-чаги». Думаю, что слово «менты!», всколыхнувшее вечерний квартал, было его последним — остальное он договорил травматологу Склифа — в присутствии следователя.
Лично меня он перестал интересовать еще до того, как, взмахнув руками, навзничь упал на асфальт: в освещенном отрезке улицы неожиданно возник прохожий, которого я бы принял за случайного, если бы он сам не дал понять, что предупреждение Бугая имело к нему непосредственное отношение. Хлопнул выстрел, пуля прожужжала над моей головой, а когда я выскочил на улицу, белые «Жигули» уже сорвались с места и, миновав выезд из сквера, где стояла «шоколадка», устремились на восток по Щелковскому шоссе.
Стрелять в ответ я не стал, чтобы не будить Шерифа, но он проснулся сам, когда мы рванули в погоню с крейсерской скоростью сто километров в час, стукнулся башкой о плафон и стал лаять, упрекая меня, что я еду не то слишком медленно, не то слишком быстро. За перекрестком я. добавил до ста восьмидесяти, и расстояние между «шоколадкой» и «Жигулями» стало сокращаться. Назвать неизвестного стрелка гонщиком можно было с большой натяжкой — так, не выше первого юношеского разряда, — а «Жигули» хоть и хорошая машина, но далеко не автомобиль. При каждом торможении его заносило, светофоров он уже не видел — опоздал перед поворотом нажать на педаль, колеса проскользили юзом; чудом избежав столкновения с какой-то иномаркой, он промчал по Хабаровской к Лосиноостровскому парку, но за Кольцевую, однако, не выскочил — опасался постов или вообще не знал, куда едет.
Я догонять его не спешил, держал дистанцию метров в сто пятьдесят, рассчитывая, что он успокоится и продолжит движение целенаправленно. Перед очередным поворотом он занял правый ряд, показал правый же поворот, а сам поехал налево — трюк, который я видел в кино в босоногом детстве. Преподав мне еще несколько уроков на тему «Как не надо делать», он свернул к Гольяновскому кладбищу и затрясся на колдобинах разбитого двухполосного тракта, лавируя между деревьями, что было явно противопоказано при таком мастерстве фигурного вождения. Мне было наплевать на «Жигули» — мои они, что ли? — но когда он, не вписавшись в поворот, выбрался из-под обломков и стал стрелять, я рассердился не на шутку: кто же у Толи Квинта купит дырявую машину? Слава Богу, в пистолете кончились патроны и ни одна пуля не оставила на «шоколадке» следа.
Читать дальше