Олег Приходько - Горсть патронов и немного везения

Мятый, как лист туалетной бумаги перед непосредственным употреблением, мент нехотя встал.

— Два «б»! — угадал напоследок.

— Ранен, — ответил напарник.

Не забыв захватить с собой секретную карту с расположением кораблей флотилии, он вразвалочку подошел ко мне.

— Пошли, — зевнул, доставая из кармана тяжелую связку ключей, словно уже дослужился до тюремного надзирателя.

— После того как составим протоколы, — видимо, капитан все-таки еще не протрезвел после праздника города. Упреждая его расспросы о порядке задержания, я голосом Генерального прокурора напомнил: — Допроса. Изъятия. Предварительного медицинского освидетельствования. И не забудьте зафиксировать, что я не оказывал сопротивления при задержании. Если вы все-таки выясните, что оно было произведено без малейшего на то основания, я хочу иметь копию на руках, чтобы завтра представить вам иск за сорванный контракт с клиентом.

— Ты мне поговори еще, так я тебя выпущу через десять суток…

— После предъявления обвинения, — подсказал я.

— Савельев! — побагровел капитан. — В «клетку» его!

…Когда я начал заниматься частной охраной, а потом детективной деятельностью, то первым, к чему подготовил себя морально и физически, была предстоявшая встреча с человеческой завистью. До сих пор убежден: не будь этого качества — не распяли бы Христа и оборванцы не перебили бы богатых в семнадцатом, и вовсе не лень, а именно зависть обеспечивает прогресс, и революции — не что иное, как массовые вспышки зависти. Как бы ни рвал свою толстую жопу капитан — сотового аппарата, свободного графика работы и шестидесяти баксов в час ему не видать, даже если он соберет в своей «клетке» всех шлюх вверенного участка и вывернет наизнанку карманы всех московских бомжей. Вот я ему не завидую: найду Борю — непременно свяжусь с Алексеем Ивановичем Илларионовым, старшим «важняком» при Генеральном прокуроре. Можно было сделать это и сейчас; через пять минут после звонка Каменева или Илларионова капитан собственноручно отогнал бы мой «Ягуар» в покраску за счет награбленного у алкашей, а мне предоставил бы как минимум «УАЗ-469», стоявший без дела у парадного. Только я уже пять раз был бы убит и не заработал бы ни рубля, если бы не мое шестое чувство.

— Эй, — плохо отрепетированным жестом поманил меня напарник Савельева, подойдя к «клетке», пока капитан допрашивал какого-то избитого кавказца. — Может, кому позвонишь?.. — И, оглянувшись, просунул в щель мой телефон.

Жить становилось все интереснее.

— Спасибо, друг, — едва не прослезившись, прошептал я, — некому. Один я, как Буревестник над седой равниной моря. И такой же гордый.

— Ну, смотри, — не то с угрозой, не то с сочувствием сказал потопивший неприятельский флот Нахимов. — А то он у нас «с тараканами», продержит до утра.

— Мое время — его деньги, — ответил я и, усевшись на топчан посреди распростертых тел, закрыл глаза.

В милиции, как в строгом ошейнике: чем больше дергаешься, тем туже затягивает. Так что если не можешь перегрызть поводок — сиди и философствуй.

…Да, так вот о зависти. Если попытаешься теоретически представить человека, который никому не завидует, то это и будет тот самый человек, по которому тосковали все философы и писатели от сотворения мира: идеальная, гармоничная, созидательная и… какая там еще личность. Все негативные эмоции, преступления, несчастные судьбы — опять же от нее; и даже пьянство не причина, а всего лишь следствие этого гнуснейшего из качеств. Отчего озверели давшие клятву Гиппократа врачи районных поликлиник или продавцы магазинов «Продтовары»? От зависти: все удачливые, талантливые, пробивные их коллеги давно работают, соответственно, в платных клиниках и частных магазинах; почитайте газеты, вы без труда увидите, на кого выплескивают свой гнев журналисты. Поскольку я всегда делал свое дело честно, а половина моих дел ничего, кроме шрамов, синяков и неприятностей, мне не принесла, мне завидовать было некому. Пес у меня — самый лучший, любимая женщина в Париже — тоже…

Так, философствуя, я и уснул.

Снилось мне, что в «клетку» постучался капитан и, смущенно извинившись, принес мне на тарелочке телефон:

— Вам звонят, Евгений Викторович. Кажется, из Парижа.

Я взял трубку. Звонила Валерия:

— Жень, привет! Извини, что поздно, Ты уже спишь?

— Бонжур, дорогая! — обрадовался я и, чтобы не будить спящих в ногах проституток, перешел на французский: — Совсем даже не поздно, а рано, и я еще не сплю. У тебя ничего не случилось?