Олег Приходько - Горсть патронов и немного везения

Больше к Каменеву корреспондентов не посылали.

Да они бы и сами не пошли, если бы хоть раз видели Старого Опера во гневе. А в этом состоянии он был страшнее Громовержца, потому что последний избегал (или не знал) непарламентской лексики.

Так в воскресное утро 14 сентября 1997 года он распекал лейтенанта Юдина и сержанта Галибина, оставленных накануне по его распоряжению возле дома № 4 по улице Серебряноборской для наружного наблюдения. Даже Вадим Нежин испуганно вжался в угол кочегарки во флигеле больницы для ветеранов, где происходила экзекуция.

— К чему мне эти зехера?! — вопрошал Старый Опер патетически, не стесняясь голых русских артисток на прокопченных стенах. — Забирай клифт, сдавай шпалер и капай со всем бутером и котелками, вонь рейтузная!..

— Да не пили мы, товарищ полковник, хоть экспертизу назначьте! — поднял руку для крестного знамения лейтенант. — Думали, свой.

— А почему ты у него ксиву не проверил, когда он возле блатхаты околачивался, бздила-мученик?! Молчишь?.. Да потому что не было вас там! И не забивай мне баки! Хорошо, вас ветеран на его след навел, а то бы и у больницы не засекли!.. Все! Двести двадцать семь дробь один — инфляция доверия!..

Сержант имел неосторожность нервно улыбнуться.

— Что ты лыбишься, как двенадцатый номер галош?! Номер записал?

— Я записал! — полез лейтенант за блокнотом. — «Пежо», синий, 342-28 MX.

— Синими бывают только… знаешь, кто?.. Еще раз повтори все, что он сказал!

— Сказал: «Свяжись с МУРом, сообщи, что она не вышла на дежурство! А в общем, не надо, я сам сообщу!» И телефон достал.

— Он! — посмотрев друг на друга, хором констатировали Нежин и Каменев.

Позабыв о провинившихся милиционерах, точно их и не было тут вовсе, Старый Опер вбежал по пандусу в приемный покой, приговаривая: «Зачем волку жилетка, он ее о кусты порвет», — что относилось и к милиционерам, и к Столетнику, и ко всем прочим, вышедшим из его доверия.

Десятиминутная аудиенция с процедурной медсестрой, сменившей Зою Шныреву на дежурстве, закончилась выпиской адреса последней в блокнот и подробным повторением всего, чем интересовался и какую информацию получил Столетник.

— Что же ты, сестричка в лаковых сапожках на шелковых каблучках, первому встречному-поперечному своих коллег закладываешь?

Она испуганно опустилась на кадку с пальмой:

— Так он же сказал, что из… из милиции?.. — проговорила испуганно и зарделась, как рак в кипятке.

«Влупился в старую шкуру, прохиндей!» — подумал Каменев и погрозил ей пальцем:

— Чтобы о нем и о нашем разговоре знали только двое: я — и больше никто, ясно?! Дунька Вырви Глаз!

Он стремглав сбежал по лестнице, вскочил в «Волгу», не удостоив вытянувшихся в струнку нерадивых коллег взглядом.

— Уехала! — выдохнул, обращаясь к Нежину. — С Савеловского вокзала уехала!.. Подробности сейчас узнаем. Гони на Минскую, Володя! К Шныревой.

Он снял трубку и стал яростно тыкать в кнопки, потом долго слушал гудки, мысленно проговаривая текст, который собирался изложить Столетнику — нечто наподобие ультиматума, согласно которому тот должен был немедленно явиться пред его очи, а в противном случае он будет вынужден считать его причастным к делу об убийстве Балашовой — раз, и раздружится с ним окончательно — два.

Француз не отвечал.

— Похоже, он вышел на эту Давыдову раньше нас, — предположил Нежин.

— Тер-рпеть ненавижу! — воскликнул Каменев. — Все время под ногами путается. Будь моя воля, я бы всех этих частных сыщиков отправил Беломорканал перестраивать! Бульдозером бы в асфальт закатал!..

Нежин от души рассмеялся.

Рекогносцировка Викентию не требовалась, и все же он прокатился по «треугольнику», образованному Никитинской, Щелковским шоссе и Сиреневым бульваром. Мало ли куда придется бежать-ехать! Бензина хватило до Дворца тяжелой атлетики, красная сигнальная лампочка замигала уже у «Черкизовского» гастронома — еле дотянул до ближайшей заправки на бульваре.

Доллары он не доставал — хватало денег в рублях. «Не было ни гроша, да вдруг алтын» — все составлял планы, что купит, когда получит жалкие тысячи за поклейку акцизных марок, а тут и тратить не на что.

Он рассчитался за полный бак, внимательно осмотрел противоположную сторону бульвара. Почти напротив находился дом, где обретались Илона и Майвин; в квартале справа виднелась ограда Измайловского кладбища; если скатиться вниз по Никитинской — в аккурат упрешься в 51-е отделение милиции, но Викентаю оно было ни к чему — так, по привычке отметил, по старой памяти. Государственный он был все-таки человек. Вот уж сколько лет прошло с тех пор, как государство выбросило его за борт, а нет-нет да и проскакивало в мыслях что-нибудь ментовское.