Олег Приходько - Горсть патронов и немного везения

— Не надо звонить, — попросил он, — я могу заплатить больше. Только посмотрю — и уйду. Так как?

Она замерла в нерешительности, взвешивая «за» и «против» такого вопиющего нарушения режима, но, видимо, ей здесь слишком хорошо платили.

— Я вызову охрану! — рявкнула она.

Решетников едва успел перехватить ее руку:

— Зачем же так, тетя? — приставил к узкому лбу длинный ствол. — Не хотели по-хорошему — поговорим по-плохому. Мое дело предложить, ваше — отказаться. Вперед! И ключи не забудь.

Она повертела маленькими поросячьими глазками, холодное прикосновение металла и такой же взгляд неизвестного не сулили ничего хорошего.

— Убери… это, — проговорила она, не сумев противостоять привычке командовать даже в такой критический для себя момент.

— Я уберу, — тихо пообещал Решетников, — но если через две минуты мы не перешагнем порог третьего изолятора — достану снова. Пошли!

Он видел, как топорщатся усы на ее губе, слышал злое сопение. Страх перед расправой возобладал, и она медленно, тяжело двинулась по коридору, покосившись туда, где, по ее словам, находился кабинет главврача.

Дверь третьего изолятора была обита беленой жестью, над нею тускло светилась красная лампочка.

— Сигнализацию! — потребовал Решетников.

— Нет сигнализации, — буркнула медсестра-надзирательница, с трудом попадая ключом в скважину.

Дверь бесшумно отворилась. Он втолкнул ее в маленькое помещение с зарешеченным окном и двумя железными кроватями. Одна из них была пуста, на другой лежала молодая женщина, обличьем походившая на ту, что Решетников видел на магдебургской фотографии, но очень худая, с распущенными волосами и темно-синими полукружьями возле глаз, устремленных в одну точку на потолке. Палата освещалась синим дежурным светом.

— Илона Ямковецкая? — подойдя, спросил Решетников.

Женщина не пошевелилась.

— Она не разговаривает. Как отобрали наркотики, так и не разговаривает. И не жрет.

В изголовье кровати стояла капельница.

— Давно она здесь?

— Я ничего не знаю. У меня первое дежурство после отпуска, — монотонно проговорила тумба голосом робота.

— Что вы ей колете?

— Транквилизаторы и нейролептики.

— Какие?

— Какие дает главврач.

Он потормошил Ямковецкую за плечо, ущипнул, заглянул в расширенные зрачки. Она по-прежнему не реагировала.

— Что кололи в последний раз?

— То, что дал главврач.

Решетников перевел на нее исполненный решимости взгляд:

— Сейчас пристрелю, стерва старая! Ну?!

Она готова была лопнуть от злости — глаза налились кровью, челюсть с двойным подбородком затряслась.

— Атропин, пирроксан, — выдохнула, скрипнув зубами. «Значит, Майвин заплатил, чтобы ее накололи курареподобными препаратами, — подумал Решетников. — Почему-то ему понадобилось от нее на время избавиться».

— Ложись! — приказал он решительно.

— А?! — вытаращила глаза тумба и попятилась.

— Ложись, я сказал! — Решетников толкнул ее на матрац, пристегнул ноги желтым ремнем из толстой кожи, какими были оснащены обе кровати в изоляторе. Затем поддел лезвием ножа тонкий телефонный кабель сигнализации.

— Считай до ста, — бросил напоследок от двери. — Если выйдешь отсюда раньше — останешься без ужина.

Он вышел в коридор, запер дверь; проходя мимо холла, бросил ключ в ящик стола. В левом крыле послышались мужские голоса. Он осторожно выглянул из-за утла и увидел Мезина, шедшего по коридору в сопровождении мужчины лет пятидесяти в темно-синем костюме.

— Надеюсь, ты матери ничего не сказал? — проговорил мужчина.

— Конечно, нет, — ответил Мезин. — Я решил вначале спросить у вас.

Голоса приближались.

«Сейчас накроют», — понял Решетников. Спрятаться было некуда.

— Правильно сделал, хотя я и не знаю, почему ты так решил. Я-то при чем?

— При том, что вы были его другом. А кроме того, имеете дело с наркотиками.

— Я не имею дела с наркотиками, Аркадий. Я имею дело с наркозависимыми больными.

— Да, но мой отец не имел отношения и к ним тоже.

Голоса стали удаляться — Мезин с главврачом свернули на лестницу, не дойдя до холла пяти метров. Решетников быстро преодолел это расстояние, неслышно ступая по ковру.

— Во всяком случае, мне он ничего ни о каких наркотиках не рассказывал, нет оснований волноваться на сей счет.

— Легко сказать! Когда тебя начинают допрашивать в машине, явно в чем-то подозревая, словно отец оставил мне вагон опия и маленькую тележку кокаина.