Олег Приходько - Горсть патронов и немного везения

«ЯМКОВЕЦКАЯ ИЛОНА БОРИСОВНА

15 сентября 1976 года рожд., г. Кимры, ул. Р. Люксембург, д.7б. Поступила 14 апреля 1997 г. с диагнозом ОПИЙНАЯ ТОКСИКОМАНИЯ. Выраженная психопатическая реакция. Нанесение самоповреждений, разрушительные тенденции, агрессия. После введения налорфина (3 мг) выявлена морфинная абстиненция , набл. головокружение, сужение зрачков, замедление дыхания… Судороги конечностей, повышение артериального давления, субфебрильная температура (37,8), тахикардия 110 уд./мин. Жалобы : рвота, нарушение пищеварения, боли в животе. Рекомендации : лечение в специализированном стационаре. Деморфинизация (25 дней). С учетом развития коллапса — субкоматозные дозы инсулина. 10 %-ный раствор хлорида кальция внутривенно. Общ. курс в стац-ре — не менее 5 м-цев…»

Дочитать историю болезни Ямковецкой до конца Решетников не успел.

— Что вы здесь делаете?! — раздался строгий голос.

Он оглянулся. На пороге стоял бородач. Не запирая двери, он грозно двинулся на непрошеного гостя:

— Как вы сюда попали?! Кто позволил…

— Тихо, док! — вполголоса сказал Решетников, уперев ему в грудь мгновенно извлеченный из-под пальто «генц» с глушителем. — Заткнись и сядь. Выстрела никто не услышит.

Бородач замер с открытым ртом, попятился и сел в кресло у стола. Решетников вынул ключи из замка, захлопнул дверь. Затем забрал историю Ямковецкой, сложил пополам и спрятал в карман пальто.

— Кто вы такой и что вам здесь нужно? — быстро справился с испугом врач.

В дверь неожиданно постучали: «Семен Григорьевич! Вы у себя?»

Он покосился на дверь, затем поднял на Решетникова вопросительный взгляд.

— Скажи, что ты занят, — сквозь зубы приказал Решетников.

— Я… занят! — крикнул врач. — Зайдите попозже, Мария Николаевна!

Шаги удалились.

— Когда выписали Илону Ямковецкую? — спросил Решетников.

— Ямковецкую? — удивленно вскинул брови врач. — Насколько я знаю, ей до выписки еще далеко.

Решетников убрал пистолет и сел:

— Как это — далеко? — не понял. Она что, здесь?

— Могла бы быть выписана под амбулаторное наблюдение, но кто-то, как выяснилось, поставлял ей наркотики, и в результате рецидива наступило тяжелое осложнение. Положите карту на место, она вам не нужна. К тому же все данные введены в компьютер, и мы можем их распечатать.

— Хоть массовым тиражом, — кивнул Решетников. — Это мне на память о нашей встрече. Вы не ошибаетесь, док? Может быть, ее все-таки выписали?

Бородач усмехнулся и посмотрел на часы:

— Если только в последние два часа. Во время вечернего обхода она еще лежала в третьем изоляторе во втором корпусе.

Решетников все еще не мог поверить:

— Давно?

— Что давно?

— Давно она… в изоляторе?

— Месяц.

— И что, она все это время не выходила?

— Почему? У нас не тюрьма. Но после того, как у нее под матрацем нашли шприц и ампулы с морфием, не выходила. Острый психоз — приходилось пристегивать ремнями во время приступов.

— Когда ей запретили выходить?

— Кажется, с конца прошлого месяца. Ямковецкая под патронажем главврача, как и все больные, содержащиеся в изоляторах. Не убраться ли вам подобру-поздорову, любезный? Я к ее лечению отношения не имею. Разве что по выходным во время дежурства.

— Главврач здесь?

— Здесь. Приехал часа полтора тому назад.

— Ее кто-нибудь навещает?

— Бабушка, один раз — сестра.

То ли врач был не в курсе, то ли темнил: бабушка Илоны, Панафидина, судя по тому, что утром Решетникову рассказала Полина Евграфовна Подлесова в Кимрах, умерла седьмого августа, а до этого понятия не имела, куда замелась ее непутевая внучка; что касается сестры, то ее и вовсе не было, иначе Подлесова непременно упомянула бы о ней.

— Разве у нее есть сестра?

— Я не в курсе. Во время моего дежурства к ней приезжала старшая сестра. Так она назвалась.

— Когда это было?

— Числа шестого… да, шестого, в прошлую субботу.

— Она не могла передать ей наркотики?

— Исключено. Во-первых, наркотик у Ямковецкой обнаружили до того, а во-вторых, я не разрешил свидание: ей тогда вводили феназепам, и она спала в течение трех суток.

— Вы знаете всех больных?

Врач мотнул головой и отодвинулся вместе с креслом на колесиках к шкафу.

— Нет, конечно. Их тут восемьдесят шесть человек.

Решетников насчитал семьдесят восемь карточек, но уточнять не счел нужным.

— Но Ямковецкую вы знаете, — констатировал.

— Она долгожительница, оттого и знаю. Почти полгода у нас.